Шашлык на свежем воздухе - [3]
Ситуация образовалась стыдная. Я поискал глазами хотя бы одно сочувствующее лицо и не нашел. Кассирша сидела, скрестив на груди могучие руки, и каменно смотрела мимо меня. Девушка раздатчица с отсутствующим видом перетирала тарелки.
— Так, — сказал я. — Это что же получается, уважаемые? Значит, смылили завтрак — и все молчок?
Тогда из-за столика, стоящего на отшибе, поднялась чрезвычайно полная дама и, вытирая рот салфеткой, строго спросила:
— Что вы кричите, гражданин? Что вы разоряетесь?
— А вы уж не заведующая ли? — догадался я. — Хороши у вас порядки, нечего сказать! Не успеешь отвернуться — из-под носа тащат!
— Не тащат, а убирают! — поправила меня дама. — Это ее обязанности. Мы боремся за паспорт санитарного благополучия…
— Ах, боретесь! — воскликнул я. — Чудненько! Значит, это у меня в порядке борьбы завтрак ликвидировали? Вот не знал!
— Тетя Груня! — окликнула заведующая старушку. — Какой такой завтрак ты у гражданина увезла?
— Ничего я не видела, ничего не увозила, — хмуро буркнула тетя Груня, — окромя пустых тарелок.
— Видите, — сказала заведующая. — Этого не может быть, — и, повернувшись к другим посетителям, громко повторила: — У нас этого не может быть!
— Замечательно! — взмахнул руками я, апеллируя к той же аудитории. — Выходит, я здесь кино разыгрываю! Чтобы поесть на дармовщинку! Обобрать вас хочу на полтинник! Выходит, я вымогатель! Похож я на вымогателя, товарищи?!
Товарищи, уткнувшись в тарелки, трусливо молчали. У них-то завтраки никто не уводил.
— Почему вымогатель, — сказала заведующая. — Просто, может быть, вы скушали, а потом забыли.
— Да как же скушал! — застонал я. — Там еще блины недоеденные, полное яйцо, творог и…
— Иде? — спросила подкатившаяся тетя Груня. — Пусть покажет — иде.
— Тьфу! — взорвался я. — Тут у вас концов не найдешь! — и пулей вылетел из зала.
Гардеробщик мне посочувствовал.
— Вот и позавтрикал! — весело сказал он. — Назавтрикался — хоть плачь.
— Горите вы синим огнем! — махнул рукой я.
— А ты всех не равняй! — обрезал меня гардеробщик. — Не равняй всех!
Когда я выходил из столовой, в зале раздался вопль. Кричала заведующая. Оказывается, пока мы беседовали, тетя Груня увезла ее завтрак.
ТОННЕЛЬ
В нашем городе построили подземный переход. Построили его в самом гробовом и неблагополучном, с точки зрения дорожных происшествий, месте. На этом участке каждую минуту проходило двадцать четыре груженых самосвала в одну сторону и двадцать четыре порожних—в обратную. Шли также автобусы и троллейбусы, легковые автомашины и мотоциклы. Проскакивали, кроме того, панелевозы, подъемные краны и легкие колесные тракторы марки «Беларусь».
В общем место было определено бесспорное. И не удивительно, что в день открытия тоннеля все газеты опубликовали короткие сообщения, а главный архитектор города и начальник местного ОРУДа выступали по радио. Сначала главный архитектор доложил про конструктивные особенности и внешнюю отделку перехода, а потом начальник ОРУДа долго развивал версии о значении его для безопасности движения. Он даже высказал уверенность, что статистика наездов автомобилей на пешеходов круто пойдет вниз. Правда, какова эта статистика, начальник не сказал, но любители утверждали, что давят на проклятом участке каждый божий день.
Тоннель открылся вечером, а на следующее утро возле него объявились первые пешеходы. Они подходили, осматривали бетонный парапет, некоторые даже спускались по ступенькам и нерешительно заглядывали внутрь. Но затем вылезали обратно и шли через дорогу старым путем.
До самого вечера над переходом скрежетали тормоза, и рассыпалась нервная шоферская матерщина. За весь день только один молодой человек спустился в тоннель. Он прошел его насквозь, постоял на той стороне и опять нырнул под землю. Выбравшись на прежнее место, молодой человек пожал плечами и отважно ринулся в узкую брешь между бензовозом и троллейбусом…
То же самое повторилось на второй, третий, четвертый и пятый день. Переход стоял или, будем говорить, залегал мертвым капиталом. На ступеньках его оседала пыль и копились окурки.
Иногда к переходу подъезжал сам председатель райисполкома. Он гулял по тротуару и печально гладил облицовочную плитку парапета.
Так и пустовал тоннель, пока внутри сама по себе не начала осыпаться штукатурка и не выщербился почему-то цементный пол. Тогда под землей организовали ремонтные работы, а наверху укрепили табличку:
Первый пешеход, которого задержал внизу бригадир штукатуров, рванув на груди рубашку, крикнул:
— Значит, пусть меня давит, так?! Пусть калечит, да?!
— Куда ж я теперь, с дитем? — всхлипнула подоспевшая следом за ним мамаша.
А сзади уже колыхались и наседали не желающие быть задавленными.
— Вот, значит, как! — злорадно сказал некий, возвышающийся над остальными, гражданин. — Значит, и по земле нельзя, и под землей нельзя! Рабочему человеку, выходит, ступнуть негде!
— Да что с ним разговаривать! — взвизгнули где-тоу входа.
В следующий момент жидкий заслон из ремонтников был опрокинут, и толпа пешеходов потекла через тоннель.
СКРОМНАЯ ПОМОЩЬ ПРИРОДЕ
