Шашки наголо! - [68]

Мы защищали свою Родину, они вели захватническую войну.

Мы твердо стояли на земле, они были в железной коробке, начиненной взрывчаткой и горючей смесью.

Нас было трудно заметить, они были на виду (если только танк не в засаде).

Вкратце расскажу о боях нашей дивизии и полка за время моего отсутствия. На рассвете 22 января 1945 года 6–я кавдивизия с запада и наша 5–я кавдивизия с юга начали наступление на второй по величине город Восточной Пруссии — Алленштайн. В конном строю, в необычном боевом порядке, эскадроны повели наступление веером. Впереди каждого из них мчались танки и СДУ. В городе началась паника. Толпы гражданского населения пере мешались с кавалеристами, создавая хаос и беспорядок. Наш 24–й и соседний 23–й кавполки захватили железнодорожную станцию. Один из комэсков обратил внимание на настойчивые звонки телефона. Его ординарец, свободно владеющий немецким языком, снял трубку и услышал запрос с соседней станции: может ли Алленштайн принять воинский эшелон? Комэска приказал передать:

— Станция готова принять эшелон!

Только разоружили охрану, как у семафора раздались паровозные гудки.

— Эшелон прибывает, тов. подполковник. Что будем делать? — подбежал к Ткаленко капитан Масленников.

— Встречать надо, как полагается!

И приказал командиру эскадрона быстро расставить людей вдоль полотна, а конникам старших лейтенантов Олейникова и Коновалова взять все подъездные пути в кольцо. Состав пропустили на станцию и тут же разоружили ошеломленный конвой. Только отогнали эшелон на запасную ветку, как у семафоров вновь раздались гудки. Один за другим прибывали на станцию вражеские эшелоны, их принимали по всем правилам эксплуатации железных дорог. Немцы, служащие станции, проинструктированные должным образом, старались вовсю. Пулеметчики и автоматчики по обе стороны насыпи встречали эшелоны. Охрана, видя такой теплый прием, бросала оружие и сдавалась. Станция работала по–немецки четко и организованно. Добровольцы стрелочники и телефонисты, теперь уже из немцев, — поддерживали связь с соседней станцией. К исходу дня станционные пути были забиты сотнями вагонов. Всего же наши полки захватили, а затем приняли с соседних станций 22 эшелона с 37 паровозами и 1200 вагонами и платформами, груженными боеприпасами, танками, горючим, продовольствием.

За успехи в этом бою наш 24–й кавполк получил наименование «Алленштайнский». 22 января 1945 года Алленштайн был полностью освобожден от фашистов нашим корпусом. Упорными были уличные бои. Во многих домах на чердаках засели снайперы и фаустники. Многих бойцов потерял корпус, но немец потерял и того больше.

За успешные боевые действия в Восточной Пруссии наш 3–й гвардии кавкорпус был награжден орденом Красного Знамени, а нашей 5–й гвардии кавдивизии присвоено наименование Танненбергская. Многие генералы, офицеры, сержанты и рядовые были награждены орденами и медалями, в их числе генерал–лейтенант Осликовский — орденом Суворова первой степени. Наш комдив генерал–майор Чепуркин — орденом Суворова второй степени. Я был награжден орденом Красной Звезды.

в госпитале № 2727 я пробыл с 22 января по 5 марта 1945 года. Размещался госпиталь в польском городке Прасныш. Раны заживали. Один палец руки, где было касательное осколочное ранение, зажил спустя 20 дней. Указательный палец с повреждением кости и сустава заживал дольше. Еще в медсанбате мне хотели его ампутировать, но я не дал согласия. А в госпитале обнадежили меня, заявив, что палец будет работать. Не получилось, несмотря на все старания врачей. Поскольку сустав был разбит и не действовал, палец срастили в согнутом положении. В дальнейшем это мешало мне стрелять из пистолета и владеть шашкой. Сбылись предсказания моей бабушки, когда в детстве она предупреждала меня не показывать пальцем на радугу: палец будет кривой! А я не слушал, смеялся над ее суеверием. Время шло, фронт быстро продвигался на запад. Поступившие к нам сведения говорили о героическом наступлении нашего корпуса уже в Померании.

Так как лечебная гимнастика не помогала выправить мой указательный палец, а время шло, начальник госпиталя удовлетворил мою просьбу о выписке из госпиталя. Но, ссылаясь на какие–то приказы, несмотря на просьбу направить меня в свою часть, мне отказали. Зная о том, что командир полка всегда приветствовал возвращение своих бойцов и офицеров в свою часть, я, недолго думая, раздобыв у ребят по палате синий карандаш, поперек направления размашисто написал: «в свою часть». Поставил крючок, похожий на подпись начальника госпиталя, и стал собираться. Имея теперь три основных документа — удостоверение личности, справку о ранении и направление в часть (не считая аттестатов), я, распрощавшись с ранеными и медперсоналом, направился в путь, на запад, догонять свою часть. Было это утром 5 марта 1945 года. Догнать кавалерию оказалось не так–то просто. Сведения от регулировщиц и КПП на основных прифронтовых дорогах о прохождении наших машин были неутешительными. Весь подвижной состав отдельных корпусов имел свои опознавательные знаки. На моей памяти это была конская голова с номером дивизии, потом подкова с номером дивизии и последний знак — треугольник и номер дивизии. Знаки наносились на автомашинах, танках, бричках и даже на самолетах. По знакам проходящих через КПП машин я ориентировался в моем направлении на запад.