Шашечки и звезды - [39]

После того как начальник штаба окончил информацию и ответил на вопросы, слово взял командир полка:

— Ну что ж, задание было выполнено хорошо. Перебазирование прошло организованно, боевой вылет также. Однако во время следующих полетов необходимо обратить больше внимания на летную дисциплину и на неукоснительное выполнение распоряжений ведущих. Сегодняшнее увлечение некоторых наших молодых товарищей погоней могло окончиться печально… А теперь перехожу к задаче на завтра. Наш полк совместно со штурмовиками должен нанести удар по наступающим частям северной группы генерала Штейнера и тем самым задержать подход его свежих сил, сдерживая в свою очередь весь ход наступления противника. Другая группа имеет задачу прикрыть с воздуха действия наших наземных войск в районе Ораниенбург, Креммен, Флатов, Вельтен и во взаимодействии со штурмовиками уничтожить наземные цели врага в районе продвижения наших войск в направлении Заксенхаузен, Лейенберг, Херцберг, а также вести разведку в районе Нойруппин, Виттшток, Кёритц, Фербеллин. Заданий немало, и все говорит о том, что завтрашние полеты будут интенсивными. Более подробно со своими задачами каждый командир эскадрильи будет ознакомлен только утром.

Все расходились по своим домам затемно. Еремин шел вместе со Скибиной.

— Ну что, Славек? Полетали мы сегодня с тобой, а завтра, пожалуй, предстоит полетать еще больше, — тронул приятеля за плечо Костя. — А может, и фриц какой-нибудь нам на мушку подвернется?

Скибина промолчал, шагая в задумчивости. Он все еще находился под впечатлением сегодняшнего полета. Подойдя к своему дому, они остановились и, не сговариваясь, посмотрели на западную сторону небосвода. Там, где находился Берлин, видно было широкое зарево, оттуда доносились приглушенные расстоянием звуки разрывов.

Капитан Грудзелишвили сбросил с себя куртку и фуражку, сел на кровать, но затем поднялся и подошел к окну. Рванул тесемку, и светомаскировочная занавеска, которую смастерили из черной бумаги бывшие хозяева дома — немцы, свернувшись в рулон, поднялась вверх. Окно осветил далекий отблеск пожара.

— Добрались наконец, — проговорил он громко сам себе. — Теперь нужно быстрее кончать — и по домам.

Он сполоснул лицо под умывальником и бросил полотенце на спинку стула. Затем вытянулся в кровати, с удовольствием думая о долгожданном сне. Через минуту капитан уже спал. Ему снились родные горы, залитые яркими лучами солнца.

К Красуцкому сон никак не приходил. Александр вертелся с боку на бок, и пружины его широкой, удобной кровати жалобно повизгивали. Еще двумя днями раньше на ней, возможно, почивал хозяин этого зажиточного дома.

— Что ты там все вертишься? — послышался голос из противоположного угла.

Это Пономарев. Александр молчал. Он сделал вид, что спит и вертится во сне. Сейчас его не тянуло на разговор, Хотелось подумать, помечтать в одиночку.

Может быть, завтра утром им придется лететь на Берлин? Вот было бы здорово! Правда, у них там сильная противовоздушная оборона, да и истребителей наверняка встретишь. Обидно, конечно, погибнуть в самом конце войны. А кто сказал, что ему, Красуцкому, суждено погибнуть? Далеко не каждого летчика сбивают… Сколько их, таких, которые летают с самого начала войны! И пусть они будут не первыми польскими пилотами в небе над столицей рейха, потому что там уже бывали, и не раз, самолеты с польскими экипажами, но они зато будут первыми польскими летчиками, которым дано задание помочь польскому пехотинцу, танкисту, артиллеристу вступить в Берлин.

Впечатления прошедшего дня наконец оставили его, и он уснул.

Утром все вскочили без побудки и первым делом бросились к окнам. Погода, не баловавшая их в последнее время, и на сей раз оказалась немилостивой. Над летным полем висела густая пелена облаков. Во влажном воздухе чувствовался запах дыма. Перемешанный с туманом и моросящей слякотью дым образовывал отвратительную плотную завесу. О вылетах нечего было и думать.

Техники слонялись по аэродрому. Разговаривать друг с другом никому не хотелось, и только изредка сквозь зубы вырывались крепкие словечки по поводу погоды. Раздраженные, злые, они без всякой надобности бродили у машин. Полковой метеоролог с утра забился в свою кабинку и сидел там, опасаясь показаться на глаза офицерам.

Пилоты, собравшись в здании школы, склонились над картами с нанесенными на них силуэтами самолетов противника. Они изучали местность, стараясь запечатлеть в памяти как можно больше характерных ориентиров — реки, каналы, шоссейные и железные дороги, озера.

Время от времени кто-нибудь из летчиков не выдерживал и выбегал на улицу. Задрав голову, со злостью глядел на непроницаемую пелену облаков, с досадой сплевывал и с сокрушенным видом возвращался к планшетам. Обед прошел невесело. Даже Еремину не удалось расшевелить компанию. Да он и не прилагал для этого особых усилий.

После обеда вышли покурить и вновь угрюмо оглядывали затянутый туманом и дымом небосвод.

— Может, хоть к утру прояснится? — с надеждой в голосе произнес Зимаков.

Ему никто не ответил. Никому не хотелось вообще разговаривать, а тем более на такую тему. К группе летчиков подошел подпоручник Анджей Черный.