Шаш - [17]

Хорошо, что есть на свете такие книги. Заре нравилось верить каждому её слову. Она жила в ней уже несколько дней. Всё в этом многообразном мире казалось понятней и справедливей, чем в её собственном, ничем не примечательном. Зара проникалась доверием и восхищением к его создателю. Этот человек без труда разобрался бы и в её мире. Погружаясь в страницу за страницей, она наслаждалась уверенностью в том, что вместе с писателем и благодаря ему начинает понимать жизнь. Во всей сложности и простоте. Эта уверенность поддерживалась в ней и после того, как она отрывала глаза от книги и возвращалась в действительность.

К сожалению, не долго поддерживалась и не надолго возвращалась. Роман был большой, она растягивала его как только могла. Побывавшая во многих руках книга раскрывалась без сопротивления и удобно лежала поверх греющей бёдра маленькой подушки. Зара аккуратно распрямляла загнутые уголки страниц. Теперь книга принадлежала ей. Зара узнавала, что делает людей счастливыми и что – несчастными, открывала истины отношений между мужчиной и женщиной. Она хотела верить, что эти истины, простые на самом деле, лишь кажутся сложными. Их можно передать на бумаге простыми словами. Человеку, жившему много лет назад совсем в другие времена, это удалось. Наверно, раньше они понимали мир значительно лучше. Заре казалось, что она соглашается с автором во всём.

Это удивительно, если подумать о том, как долго нанизывалась запечатлённая на бумаге бесконечная вереница слов в её руках. Сколько в ней случайных фраз и короткоживущих настроений автора. Огорчений и радостей дня, разочарований и воодушевлений. Перепалок с женой и наоборот. Зара устало отбрасывала эту назойливую и чужеродную мысль, утомлявшую её и напоминающую о её возможном источнике. О том, о ком она хотела не думать.

– Чепуха, у него не было семьи.

Она посмотрела на свой автопортрет на стене возле пианино. Иногда ей удаётся самой проникать в суть вещей и существ, когда в руках она держит карандаш или кисточку, а на столе чистый лист бумаги. Если бы только можно было всегда носить карандаш в руке. Если бы только хватало смелости верить тому, что видишь. На неё смотрели знакомые и в то же время чужие глаза. У той шаши чудесное настроение. Она проснулась солнечным утром с улыбкой на лице и, не переодеваясь, села рисовать себя, готовая посвятить этому занятию по желанию весь день.

Зара отвела глаза от картины. Она и хотела и не хотела поскорее выйти из своего состояния. Её утомляло медленное тление чувств внутри. Ещё больше утомляли короткие вспышки гнева. Не приносящие ни облегчения, ни успокоения. Она не знала, чем заменить их. Холодные руки покоились на книге. Там, внутри её, в тяжёлые моменты на помощь героине приходят слёзы и расслабляющая усталость. Писатель не подумал бы оставить своё создание совсем беззащитным, она была ему слишком дорога. О Заре никто не позаботился, никто не научил её плакать и прощать. Она закрыла книгу, встала и пошла приготавливаться к выходу.

* * *

Опять ввязалась в бесполезный спор. Всё равно никого не убедишь. Зара не признавалась себе, что раздражают её не два сидящих напротив собеседника, а не приглашённый в спор третий, бесцеремонно расположившийся сбоку вне поля её зрения. Она продолжила вслух:

– Они просто дураки. Не могут устроить всё по-разумному.

– Да бросьте вы. Наши дураки ничуть не хуже, чем в любом другом городе. Конечно, дураки. Откуда им взяться, умным? Умные туда не идут. Не в них дело, а в нас. Не зря говорят, что каждый народ достоин своих правителей. Совершенно справедливо.

Зара не соглашалась, отказываясь поворачивать голову.

– Там засели коренные и пропускают только своих.

– Это, по большому счёту, их земля, их город.

В этот раз с Варом никто не согласился. Ему и самому не нравились его слова. В душе он не признавал их справедливость.

– Мои предки приехали сюда по приглашению и принесли с собой культуру, – обида и гордость неожиданно прозвучали в голосе Зары.

– Ну конечно! Культуру!

– Ребята, давайте жить дружно, – улыбающийся Длинный разлил всем в бокалы. Несмотря на поздний час, расходиться в темноту и сырость никому не хотелось.

– Хорошее вино.

– Мне достали несколько бутылок. Специальный выпуск.

– Я бывал там, предгорья, отличные условия для виноделия.

– Могут же делать хорошо, когда хотят.

– Да говорят, что технологию украли у кого-то, – вставил Рэм.

– Какая технология! Там делают вино столетиями. И очень хорошее. Только в небольшом количестве, до нас не доходит.

– Говорю тебе, что украли.

Полусладкая терпкость заполнила рот, вызывая воспоминания о только вот закончившейся осени. Впечатления разнились.

– А водки не осталось?

– Осталось, – Длинный с готовностью наполнил рюмку Рэма.

– Думаешь, что среди коренных больше дураков, чем среди остальных шашей? – Вар спросил сидящего рядом тихого Вита, так, чтобы другие могли тоже услышать. Он знал, что получит в ответ, ещё до того, как закончил фразу. Разумеется, загадочную полуулыбку. И ни слова больше. Хорошую улыбку, одновременно насмешливую и одобрительную. Вызывающую такую же ответную, насмешливую и одобрительную. Разве что не загадочную. Вар поудобней расположился на своём стуле и притих со всеми остальными.