Шарлотта Исабель Хансен - [86]

— Правда хочешь, папа?

Ярле вздрогнул, когда сквозь густой туман мысли, которым он себя окружил, пробился голос Лотты.

— А, что?

Лотта улыбалась в счастливом ожидании:

— Правда хочешь?

— Ну да, — сказал он, не представляя себе, о чем она говорит, — хочу, пожалуй.

Лотта в восторге захлопала в ладоши.

— Ура-а! А я так и думала, бабушка, — крикнула она, — что папа захочет!

Она соскочила со стула, вскарабкалась ему на спину, повисла на нем, крепко держась за его шею, и громко скомандовала:

— Тпру-у-у! Тпру-у-у! Папа — лошадь! Тпру-у-у!

Ярле было приказано встать на четвереньки, и он наконец понял, чего же он такого хотел и на что ответил «да», а Сара от души хохотала над сыном, который пытался галопом пройтись по комнате с дочерью на спине:

— Ах, Ярле, ты бы видел себя сейчас!

— Лучше не надо, — пробурчал он и с неохотой выполнил приказание Лотты поржать.

Пока он старательно нарезал круги по комнате с Лоттой «в седле», как она сама выразилась, произошло нечто, что Ярле еще долгое время после этого будет рассматривать как поворотный пункт в собственном развитии: он забылся. В какое-то мгновение во время «прогулки верхом», говоря словами Лотты, это занятие показалось ему забавным. Голова у него пошла кругом, а ладони устали и заныли от скачков по полу то галопом, то рысью с дочерью на спине, но он чувствовал, что его тело поймало ритм, и он чувствовал, что в животе щекотно, в голове стучит и что звуки заливистого смеха Шарлотты Исабель воздушными пузырьками распространяются по его телу, и на какое-то мгновение, и совершенно непонятно с чего, он забылся. Он не сказал бы, конечно, что превратился в лошадь, но он по крайней мере забыл, что он — взрослый человек, изображающий лошадь. Это он мог с уверенностью утверждать, когда позднее с восторгом рассказывал об этом всем, кто изъявлял готовность его слушать. «Я забыл там и тогда, — говорил он, — кто я такой, или, скорее, я прекратил мыслить, понимаете? Я прекратил мыслить! Я просто был! Лошадью? Человеком? Кто знает?! Я просто был! Понимаете? Я просто скакал галопом, скакал рысью с Лоттой в седле, и это было восхитительно, это было колоссальной радостью для меня, для — да, почему бы не признаться? — для лошади по имени Ярле Клепп!»

Пока Ярле ржал и фыркал, позвонили в дверь. Лотта крепко сжала руками затылок своей лошади и направила ее в коридор, чтобы открыть. «Там за дверью корыто с водой, — сказала она, — так что там лошадка сможет попить». Она уперлась пятками ему в бока и притормозила у двери. «Или, может быть, ты будешь моей маленькой понькой, папа?» — спросила она и зашлась смехом, протягивая ручонки к ручке двери. К Ярле вернулось представление о том, что это он сам, а не лошадь или пони, и он уже приготовился встретить тот унизительный миг, когда Шарлотта Исабель откроет дверь Хассе, Ариллю или еще кому-нибудь из его знакомых.

Но тот, кто звонил, не относился к кругу его знакомых, во всяком случае был не из тех знакомых. Это была девушка в возрасте лет двадцати с небольшим, очень светлая блондинка с волосами до плеч. Голубая летняя куртка, узкие джинсы, белые туфли, и в руках чемодан. У нее были большие и широко открытые глаза и красивый рот с пухловатыми губами. Ярле смотрел на нее из своего лошадиного положения на полу, пока ему вдруг не стукнуло в голову.

Анетта Хансен. Это была Анетта Хансен, которую он не видел с зимы 1990 года.

Смех Шарлотты Исабель оборвался, девочка соскользнула со спины Ярле, и маленькие ножки осторожно опустились на пол.

Он поскорее поднялся, кивнул и кашлянул, как бы извиняясь, а параллельно все пытался осознать случившееся: она — здесь? Девушка, с которой он переспал, та девушка, которая теперь мать Лотты? Она здесь? Почему она здесь? Разве она не собиралась позвонить и поздравить дочь с днем рожденья по телефону? А? Что она здесь делает? Разве она не за границей, и вообще, что происходит?

Он снова окинул ее взглядом: милая девушка, обычная, приличная, по виду и не подумаешь, собственно, что она работает в универсаме «Рема-1000», гордые груди, увидел он, густые волосы, маленькие, суховатые руки».

Анетта застенчиво кивнула в ответ, и взгляд у нее был поразительно похож на взгляд Шарлотты Исабель.

— Привет, Ярле, — сказала она, и голос у нее сорвался. — Давно не виделись.

— Мда. — Ярле нервно почесал затылок и оглядел коридор, как будто что-то искал. — Так… ты здесь?

Или… я что хочу сказать…

— Да. Я… — Анетта покраснела.

— А-а-а, ну ладно, — сказал он, чувствуя, что никак не получается найти ту ноту, на которой можно было бы оказаться на равных. — Мы тут в лошадки играли, понимаешь… вот так. Неожиданно как-то все…

Господи!

Она действительно здесь.

У него. Она мать его ребенка.

С этого момента им придется иметь дело друг с другом всю оставшуюся жизнь.

Между ними встала Лотта. Она посматривала то на одного, то на другую, и на лице ее складывалась какая-то неуверенность.

У Анетты глаза бегали, так же как и у Ярле, и в течение нескольких секунд они стояли друг перед другом, оба испытывая какое-то странное чувство, совершенно не представляя себе, что нужно в такой ситуации сказать, задаваясь тысячей вопросов, пока Анетта вдруг не заметила, что с ними там Шарлотта Исабель. Она выдохнула, кровь отхлынула от ее лица, и она опустилась на колени, с повлажневшими глазами, как заметил Ярле.