— Не думай, что можешь безнаказанно издеваться, бездельница! Твой час придёт, и скоро! За нас отомстят скорее, чём ты думаешь! — крикнул молодой федерат, зеркальщик Легар.
Мужественный старик благодарно посмотрел на своих товарищей: сколько их было здесь, молодых, сильных, прекрасных!
— Я мог бы донести тебя, Дюмениль, — ласково сказал Легар, глядя, как Жак с трудом передвигает распухшие ноги, — но эти мерзавцы связали мне руки. Они понимают, что я пустил бы их в ход и первым делом разукрасил бы рожи своих конвоиров.
— Спасибо, друг, я дойду и сам. Уже недалеко, — бодро сказал старик.
В самом деле, страшный путь близился к концу.
Когда они проходили мимо Пантеона,[75] их остановил проезжавший мимо кровавый генерал Сиссе. Он приказал подвести Жака Дюмениля к широким ступеням здания.
— Становись на колени! — приказал Сиссе.
Жак выпрямился и молча смотрел на палача. Презрение и независимость выражал его ясный взгляд.
— Ты будешь расстрелян на этих ступенях, вот здесь. Становись на колени! Даю тебе возможность перед смертью просить прощения у общества.
— Я ненавижу это общество и никогда не стану перед ним на колени! — последовал гордый ответ.
— Ты будешь расстрелян не иначе, как на коленях!
Ничего не отвечая генералу, Дюмениль распрямил грудь и обратился к солдатам:
— Стреляйте!
Генерал продолжал издеваться:
— Ты бы смирился хоть перед смертью…
— Я умру, как и жил! — с достоинством ответил Дюмениль.
— Становись на колени!
— На колени я не стану!
— На колени! — ещё раз крикнул генерал.
Молчание было ему ответом.
По команде Сиссе, два солдата навалились на Дюмениля и насильно пригнули его к каменным ступеням.
Боясь, как бы солдаты не дрогнули перед мужеством старца, генерал вынул из кобуры револьвер и приставил его к груди пленного революционера.
Раздался выстрел.
— Да здравствует Интернационал трудящихся! — крикнул Дюмениль, падая замертво.
Какой-то прохожий остановился, взглянул на распростёртого на земле Жака Дюмениля и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Побеждённые так не умирают!..
Глава тридцатая
«Меня прислал господин Маркс»
Через семь дней кафе мадам Дидье «Весёлый сверчок» было ярко иллюминовано.
Но, хотя кафе и переливалось цветными огнями, мадам Дидье всё казалось мало: ей хотелось ещё и ещё раз доказать свою преданность версальскому правительству. Приглашены были даже музыканты.
Молва о раненых федератах, скрывавшихся якобы в её кафе, прекратилась так же внезапно, как и возникла, и мадам Дидье могла считать себя в полной безопасности. Но, по свойственной ей болтливости и неугомонности, она всё ещё продолжала доказывать неизвестно кому, что она, бедная вдова, — самая благонадёжная особа в квартале.
Всюду, где только было возможно, она развесила бумажные трёхцветные флажки, на видном месте водворила огромный портрет Тьера. Рисовальщик старался изобразить палача Коммуны бравым и мужественным, и от этого ненавистный Карлик выглядел ещё более отталкивающим.
На безукоризненно белый накрахмаленный фартук — эмблему хозяйственности и процветания своего кафе — мадам Дидье нацепила огромную трёхцветную розетку.
И всё-таки ей думалось, что можно сделать что-то ещё, о чём она не догадалась, а другие, может быть, уже сделали.
В этот июньский тёплый вечер, когда в залитом кровью Париже благоухание распустившихся деревьев безуспешно боролось со страшным запахом тления, Кри-Кри казался особенно подавленным и угрюмым.
Весёлый и жизнерадостный по натуре, он сегодня, как назло, не мог справиться с собой. Массовые убийства последних дней, всё, что приходилось видеть и сносить молча, ещё ярче вызывало в его памяти недолгие счастливые дни Коммуны, когда каждый человек чувствовал себя свободным гражданином.
Беспокойство за судьбу дяди Жозефа не покидало мальчика ни на минуту.
Ловкий и умелый Кри-Кри сегодня разбил уже два стакана.
— Не узнаю тебя, Кри-Кри! — сердито ворчала мадам Дидье. — Ты ходишь, как осенняя муха, вот-вот свалишься. Не слушаешь, что я, говорю, бьёшь посуду. Придётся записывать убытки на твой счёт. Пожалуй, это поможет.
— Записывайте, если вам угодно! — дерзко отозвался Кри-Кри.
Мадам Дидье хотела достойным образом ответить на непочтительную выходку мальчика, но робкий стук в дверь отвлёк её внимание.
— Кто там ещё не вовремя?! — в сердцах сказала она. — Кого это принесло?.. Ступай, Кри-Кри, открой.
Кри-Кри неохотно поплёлся к дверям. С тем большей радостью он увидел Мари.
— Мари! Как хорошо, что это ты! Здравствуй!
Робко ступая, Мари подошла к хозяйке:
— Здравствуйте, мадам Дидье!
— Ты пришла кстати, Мари. Хорошо, что твоя корзинка полна. Сегодня можешь изрядно заработать. Всё распродашь, ручаюсь. Наконец начинается нормальная парижская жизнь!.. Однако скоро и открывать пора. Мари, у тебя хороший вкус. Взгляни, какую гирлянду я приготовила. Жаль, что ты пришла поздно, ты помогла бы мне. Я знаю, у тебя золотые руки. Вот посмотри.
Мадам Дидье зашла за прилавок и вытащила гирлянду из живых цветов, посередине которой красовалась надпись: «Добро пожаловать!»
— Мари, посоветуй, куда это лучше повесить… А ты, Шарло, прикрепи. Я пока пойду к себе, переоденусь — жара начинает меня одолевать.