— Довольно! Кончайте! Кончайте! — раздался вдруг у входа встревоженный и решительный голос, заставивший Бантара умолкнуть. — Я должен сделать сообщение чрезвычайной важности!
С этими словами на трибуну взбежал член Комитета общественного спасения[54] Бильоре. Не дожидаясь приглашения председателя, он стал читать депешу, которая дрожала в его руке:
— «Домбровский — военному министру и Комитету общественного спасения. Версальцы вступили через ворота Сен-Клу. Принимаю меры, чтобы отбросить их назад. Если вы можете прислать мне подкрепление, я ручаюсь за успех».
— Надо ударить в колокола и призвать весь Париж на защиту! — раздался в наступившей гнетущей тишине громкий голос Жозефа Бантара.
— Меры уже приняты, — поспешил внести успокоение Бильоре: — батальоны посланы.
— Это надо ещё проверить! — настойчиво потребовал Бантар. — Позовите сюда военного делегата, пусть даст объяснения, — обратился он к председателю.
Валлес поспешил послать за Делеклюзом.
Одетый в длинный чёрный сюртук, Делеклюз в шестьдесят два года казался глубоким стариком. Он медленно поднялся на трибуну и спокойно сказал:
— Я только сейчас говорил с начальником штаба. Он отрицает, что версальцы вступили в Париж. Ни одни ворота не взяты. Если где-то и показалось несколько версальцев, то они были тотчас отброшены. — Он помолчал, а затем добавил: — Но, когда начнётся уличная борьба, перевес будет на нашей стороне.
Военный делегат сошёл с трибуны. Успокоенные его заверениями, члены Совета Коммуны не потребовали ни проверки сообщения Домбровского, ни официального опровержения Главного штаба.
Заседание Совета Коммуны, как обычно, было закрыто Жюлем Валлесом.
…Тревожный бой барабанов, протяжные призывные сигналы горнистов, непрерывно нарастая, быстро приближались к баррикаде на площади Трокадеро.
На колокольнях забили в набат.
Заходящее солнце освещало багряным светом толпу, которая быстро двигалась к площади. Казалось, её гонит какая-то зловещая сила.
Это двигались беженцы из Нейи, куда ворвались версальские войска. Вместе с беженцами шли разрозненные отряды национальных гвардейцев, барабанным боем возвещая о надвинувшейся катастрофе.
Почти одновременно со стороны замка Ла-Мюэтт показался вооружённый отряд коммунаров в сто пятьдесят человек. Две митральезы[55] и одна пушка следовали за ними. Это был батальон добровольцев, высланный Домбровским навстречу вторгшимся в город неприятельским войскам. Получив сообщение о прорыве, Домбровский отправил телеграмму в Комитет общественного спасения и послал предупреждение батальонам Национальной гвардии, расположенным поблизости от ворот Сен-Клу. Но, зная по горькому опыту, как медленно отзывается военное министерство, он двинул к месту прорыва небольшой отряд добровольцев, которым располагал его штаб.
Между тем тревога, поднятая национальными гвардейцами на улице Пасси, стала постепенно распространяться по всему предместью. Из домов выбегали федераты, заряжая на ходу ружья. Они тут же присоединялись к добровольцам, пришедшим из Ла-Мюэтт.
На площади Трокадеро два батальона коммунаров под руководством офицера Кливеля рыли ров у только что возведённого укрепления. Здесь были женщины и дети, переброшенные сюда от ворот Майо.
Как только стало известно о прорыве, Кливель приказал школьникам и невооружённым женщинам построиться и отправиться к мэрии шестнадцатого округа, где хранился запас ружей.
Молодые коммунары быстро расхватали шаспо. Женщины последовали их примеру.
Вооружив таким образом свой отряд, Кливель повёл его по набережной навстречу врагу и скоро присоединился к первой группе добровольцев, уже закалённых в бою людей.
Увидев у полотна железной дороги красные штаны версальцев, командир объединённого батальона выстроил для атаки около трёхсот бойцов — мужчин, женщин, детей.
— Огонь! — раздался приказ.
Грянул залп. Версальский офицер, который вёл передовой отряд, упал.
Это было первое организованное сопротивление, на какое натолкнулись версальские войска.
До этого их полки в течение трёх часов осторожно, но неуклонно продвигались по улицам Парижа, нигде не встречая отпора.
Ещё накануне артиллерия Коммуны непрерывно отвечала версальским пушкам. Сегодня она бездействовала впервые за три недели. По сигналу из Версаля, его многочисленные агенты запутали и порвали и без того хрупкие нити, связывавшие между собой отдельные пункты управления обороной. Чья-то невидимая рука приводила орудия в негодность.
В первые часы прорыва только кучки добровольцев оказывали отчаянное сопротивление врагу и удерживали его, невзирая на превосходящие во много раз неприятельские силы.
Первый залп, которым добровольцы встретили версальцев около полотна железной дороги, сразу внёс расстройство в ряды наступающего неприятеля, и солдаты были вынуждены отступить. Воспользовавшись этим, федераты укрепились вдоль железнодорожного полотна и забаррикадировали проход на бульвар Мюра.
Таким образом, на этом участке наступление было приостановлено.
Быстро спустившаяся ночь помешала осторожному врагу развивать операции.
Горсточка энтузиастов, отбросившая врага, ликовала.
— Вот видите, — сказал пожилой сапожник Жан Гильом, — не зря говорили, что в уличной борьбе мы с ними справимся. Парижский народ исстари привык побеждать на баррикадах. Полевые битвы — это для войны с чужеземным неприятелем.
