Шантаж - [46]

Спиридон был испуган и суетлив. И от испуга своего — пытался пугать меня. Формально его соучастие в смерти вирника Степана Макухи — отсутствует. Точнее — недоказуемо. Но если я начну языком болтать да чуть смещу причины и следствия, чуть иначе поставлю акценты… Нет, в смертоубийстве его никто не обвинит. Но звон пойдёт такой нехороший, что, пожалуй, и в службе оставаться ему будет уже нельзя. Так что Спиридон меня угробит при первой же возможности. Чтобы не болтал. Но не сейчас — Сухан стоит у ворот в хлев. А убить меня так быстро, чтобы я и слова сказать не успел… А раз есть хоть пять минут для манёвра, то… то маневрируем. Я рывком, от земли, ткнул своим дрючком Спирьке под бороду.

— Я тебе не Ванька. Я тебе — Иван Акимович. Ты, репей навозный, не забывай, к чьему хвосту дозволено прицепиться.

Спиридон от тычка запрокинул голову, косил на меня глазом, но соглашаться не хотел. От испуга он осмелел и, перехватив дрючок рукой возле своей груди, сбил в сторону.

Я уже говорил, что, по слабосильности своей, всякого пересиливания избегаю. Наоборот — стараюсь следовать за более сильным противником, с тем, чтобы победить его, используя максимально его собственное движение. Дрючок пошёл вправо, куда его и тянула рука мятельника. И я даже не пытался этому препятствовать. Наоборот — ещё и помог. Но второй конец палки я рывком поднял, и влепил им Спиридону по уху, поверх выдвинувшегося ко мне и чуть опустившегося его правого плеча. Поскольку Спиридон тянул посох в сторону, то получился такой скользящий удар. Как пощёчина. Спирька вскрикнул, поворачиваясь ещё дальше и отодвигаясь от меня. Врубить кулаком свободной правой руки в подставленную под удар печень — ну, ребята… Силёнок у меня маловато, но резкость-то я обеспечиваю…

У него за спиной была загородка из жердей. Похоже — для коз. Как оказалось при натурной проверке — из довольно гнилых жердей. Он, продолжая проворачиваться, и не отпуская моего посоха, с маху завалился грудью на это гнильё, оно посыпалось. И исполняющий обязанности вирника Елнинской волости оказался на четвереньках в козьем загоне, в древесной трухе и навозных катышках разной степени свежести. Дрючок остался под этим… ну, раз козий загон, то — «козлом», и когда я попытался вытянуть, был прижат в кулаке у Спиридона. Пришлось продолжить.

Я — не садист, но и всемилостивостью с всепрощенизмом не страдаю.

«Мы мирные люди

Но наш бронепоезд

Стоит…»

А ваш — будет висеть. В сильно опухшем состоянии.

От падения и последующей возни армяк у Спирьки несколько встал коробом на спине, открыв для визуального доступа район соединения бедренных и тазобедренных костей. И для тактильного доступа — тоже.

Как известно, «Последний из могикан» начинается с беззвучного смеха в присутствии лесного оленя:

«Послушай, Ункас, — продолжал разведчик, понизив свой голос до шепота и смеясь беззвучным смехом человека, привыкшего к осторожности, — я готов прозакладывать три совка пороха против одного фунта табака, что попаду ему между глаз, и ближе к правому, чем к левому.

— Не может быть! — ответил молодой индеец и с юношеской пылкостью вскочил с места. — Ведь над кустами видны только его рога, даже только их кончики.

— Он — мальчик, — усмехнувшись, сказал Соколиный Глаз, обращаясь к старому индейцу. — Он думает, что, видя часть животного, охотник не в силах сказать, где должно быть все его тело».

Так вот, я — не мальчик, и хотя я и не вижу у мятельника даже и кончиков рогов, но знаю не только где находится всё тело этого животного, но и его конкретные части. Опять же — я не футболист, но врубить «кручёный» в наблюдаемое пространство… Пусть бы и прикрытое мешковатыми штанами…

Спиридон сделал классический «ах». С глубоким заглатыванием окружающего атмосферного воздуха. Ну, мужики, вы меня понимаете… И попытался очень быстро выйти на четвереньках через дальнюю стенку этого небольшого хлева. Головой вперёд. При этом сворачиваясь в классическую позу «мама, роди меня обратно» вокруг внезапно особо остро ощущаемой части тела. Поскольку совместить оба движения ему не удалось, то он гибко перетёк в стойку на голове у этой самой голово-непробиваемой стенки. Такая позиция позволяла ему одновременно разминать и утрамбовывать собственной головой продукты козьего пищеварения, а ногами поманывать в воздухе от полноты чувств. Наконец, занятия акробатикой ему надоели, и он улёгся под стенкой, свернувшийся в калачик.

Вообще-то народная мудрость рекомендует в такой ситуации попрыгать на пяточках. Но не буду же я, малолетка плешивый, «учить жизни» княжьего мужа. Взрослому человеку советы ребёнка по такому поводу — обидны. Уж лучше он сам до этой истины дойдёт. Собственной головой. Или ещё чем. А я обеспечу ему достаточное количество практических занятий. Мне это не стыдно — «Всё чем могу».

Наконец, тоненький звук «и-и-и-и», издаваемый мятельником, сменился глубоким и взволнованным дыханием. За это время я подобрал свой дрын берёзовый и обтёр его клоком сена. Продолжим.

— Зря ты, Спиридон, со мной так. «На дыбу вздёрну, шкуру спущу…». А если б я таковы слова да всерьёз принял? Ты чего, тупой сильно? Ты же сам видел, что я от Велеса ушёл. И человека своего вытащил. Ежели я слугу у замогильного бога отбил, то неужто я своего батюшку родименького в порубе у какого-то посадника оставлю? А ты — шутки шутить. Давай-давай, подымайся. Надо прикинуть, как Акима вызволять.