Шанталь, или Корона против - [9]

Я не оправдываю свой поступок. Но и дэршан должен понять — нет ничего более притягательного на свете для девушки, чем чьи-то секреты, особенно если это секреты сватающегося к ней мужчины. Не знаю, простит ли он меня, но понять должен. Мы оба виноваты в случившемся. Я — потому что не удержала своего любопытства, он — потому что оставил дневник без присмотра в чужом доме.

Доводы — умные и не очень — покрывали воровство, точно лед грязную лужу. Я оправдывала себя — покупать невесту за вину отца, точно овцу на базаре — настоящее варварство! Готовила речь, словно за дверью купе стоял он — мой кошмар, моя головная боль и причина моего бедственного положения.

Небо, как чешется рука! Я готова её отгрызть, лишь бы избавиться от мучений. Украдкой засунула пальцы под муфту, поскребла запястье. Хорошо-то как! Надо продержаться. Я смогу, должна, если не хочу оказаться в роли мебели в доме. Имела я «счастье» лицезреть ширмовых жен. Муж практически в открытую гуляет с любовницей, а она сидит дома, выезжая в свет только на императорские и семейные приемы. Жалкое создание, ловящее взгляд самодовольного супруга. Ширма для света, а не человек. Нет, не желаю так. Лучше работать, лучше одиночество, чем стать пятном на обоях для мужа.

— Эшаль, мы подъезжаем, давайте я вам помогу. Эшаль!

Не сразу поняла, что обращаются ко мне. С трудом вынырнула из мысленного разговора с ограбленным мной дэршаном и огляделась. Нас потряхивало на стрелках, за окном мелькали окна домов — Вальстарн. Так увлеклась разговором с собой, что не заметила, как вечер растворился в ночном мраке. Полночь. Нас ждал экспресс до Нойзича, который унесет меня в сторону западного побережья.

Ельзан, я повторюсь, как мне повезло с попутчиками, позаботился о багаже, договорился о месте для меня в купе первого класса. Хотел было сделать вид, что не видит протянутых за билет денег, но Лоанна дернула мужа за рукав, и неловкий вопрос был решен.

Купе для дарьеты и служанки сегодня ночью целиком принадлежало мне. Никто осуждающе не покосится, не вздернет удивленно брови и не станет мучить вопросами. Какими бы ни были чудесными попутчики, я устала притворяться. Не думала, что ложь окажется настолько утомительной.

Закрыла дверь на щеколду, сняла шляпку и плащ, с облегчением высвободила руку из муфты. Намочила платок в умывальнике, положила сверху на кисть. Вытянула ноги, прикрыла глаза. Усталость накатилась, придавливая тяжестью плечи.

В дрему ворвался гудок паровоза, я посмотрела в окно — мимо нас медленно, набирая скорость, отъезжала платформа, почти пустая в этот поздний час. Почти. Сердце тревожно забилось, во рту стало сухо, а ноги налились слабостью. Двое крепких парней в форме шли по платформе, внимательно заглядывая в окна стоящего на перроне поезда, который я покинула не более получаса тому назад.

Показалось? Или ищут меня?

Сердце билось в такт стучащим колесам. Поезд набирал ход, а с ним набирала силу моя паника. Но как? Почему так быстро? Или у меня паранойя, или эти парни в форме, которую мне не удалось разглядеть, были здесь по мою душу.

Нет, не может того быть. Кажется, лиса, сбежавшая с курицей, дергается от тени собственного хвоста.

Ночь прошла не слишком приятно. У меня была бессонница, перемежаемая короткими приступами забытья. И мысли, мысли, мысли. Одиночество заставило вспомнить, что мне семнадцать, что я не выезжала одна дальше нашего городка, что мои полностью самостоятельные дела можно перечесть по пальцам, а главное — против меня играет мужчина, а не девочка-пансионерка. Одно это большинство моих подруг ввергло бы в состояние паники, заставив прибегнуть к обмороку «Ах, я такая беспомощная, спасите меня кто-нибудь!». Впрочем, никому из них не пришло бы в голову сбегать из дома от навязанного брака. И в кого я такая? Конечно, в дядю! Если бы он был дома, а не в очередной своей экспедиции, никто бы не посмел насильно тащить меня под венец.

Я поразвлеклась, представляя картину: дядя против короны, но вскоре была вынуждена признать — каким бы ни был замечательным дядя, ему не выстоять против власти.

От дяди мои мысли плавно перетекли на вариант переложить свои проблемы на чьи-нибудь широкие и сильные плечи. Припомнился молоденький военный, едущий в паре купе от меня. Симпатичный.

Беда в том, что ни один мужчина не станет рисковать своей жизнью ради незнакомой воровки, пусть и сильно-сильно раскаивающейся в содеянном, а моя внешность не настолько прекрасна, чтобы потерять от нее голову.

Поезд уносил меня все дальше от дома, все сильнее наваливались тоска вместе с отчаянием.

Легко быть сильной, когда опасность щекочет лопатки, когда рядом люди, которые обязаны сдать тебя охранке, когда ты словно натянутая струна и каждый нерв пропитан страхом, а за спиной — ты ощущаешь это кожей — всегда есть пара любопытных глаз. Они не просто проводят тебя взглядом, они запомнят — куда ты ехала, с кем, где именно сошла с поезда, и обязательно расскажут об этом человеку в форме.

Я назвала себя лисой с курицей? Ложь! Я — трусливый заяц, укравший морковку на огороде, и теперь трясусь от одной только мысли, что утром придется выйти из поезда и двинуться дальше. А хуже этого понимание — если не найду выхода, вся моя жизнь так и останется беготней по кустам и шараханьем от каждой тени.