Шанс, в котором нет правил [черновик] - [25]

— То есть, нам надо сматывать удочки, — подытожил Костя.

— Да, — кивнул Эней. — Без суеты, без паники. Продать дело и перебраться в Подмосковье.

— Нет, — сказал Антон. — Нельзя.

Игорь с Кеном повернулись к нему.

— Мы закон нарушали? Не нарушали. Вторглись в частное владение, и если бы ошиблись, могли бы потерять лицензию. Но не ошиблись. Убили, скажем, n гостей и персонала — в ходе законной инообороны. Обо всем доложили соответствующим властям. Мы ж доложили? Правильно? Так с чего нам бежать?

— Ты был бы прав, Тоха, если бы это, — Эней показал пальцем на экран, где отряхивал брюки шатен в очках, — были менты. Но это не менты. Это даже не СБ. Это аппарат гауляйтера непосредственно. Лично я не хочу попадать в поле его зрения.

— Но мы уже в поле зрения. Сбежим — совсем засветимся.

— A gentleman will walk but never run, — наставительно сказал Эней. — Не сбежим. Отойдем. Ликвидация дела все равно потребует времени. Поиск хорошей базы. Опять же надо предупредить хурал. Но в общем и целом — морально готовьтесь.

— Место теплое, — Костя досадливо крякнул. — Насидели.

— Хорошего понемножку.

— Почему ты его так… опасаешься? — спросил Игорь. — Ну, дерется он круто. Еще что? Нет, я твоего решения не оспариваю, курбаши. Мне просто любопытно.

Эней снова погремел четками.

— Енот, покрути бой еще раз. В замедленном режиме.

Антон с видимым удовольствием перевел курсор на начало записи.

— Смотри, — палец Энея проследил движение ноги Габриэляна, уход от мощного low-kick, контратаку руками… — Варк атакует стандартными связками. Он балда, сопляк. Выучка начальная есть, в остальном полагается на беса. А вот этот — тактик. Он по первому же удару, по постановке корпуса вычисляет эту связку, и сразу же просчитывает контратаку. Не в том штука, что он быстро движется. Это дрессировка. А вот соображает он быстро — это уже от природы. И от опыта. И это еще он не все свои ресурсы задействовал. Ты посмотри, как он вышел — в очках, при планшетке, ботинки только снял… Он свою силу знает и показывать ее не боится.

— Черт, — сказал Игорь. — Очки. И на ремешке еще…

— Ох, — Антон скривился, надо же пропустить такое.

— Очки? — не понял Эней.

— Чтобы у гауляйтера, у хозяина страны да близорукий референт? И он его посылает на арену свернуть в бараний рог высокого господина? Ну, молодого, ну, зарвавшегося, но господина же…

— Я что-то не понял, — сказал Костя. — Объясните глупому сельскому попу, при чем здесь очки.

— При том, что близорукость вообще-то лечится. А варки физических недостатков терпеть не могут.

— Даже не столько варки, — поправил Игорь. — Сколько их прихвостни из людей. У них там моветон быть ущербным. Даже просто стареть неприлично — молодятся все со страшной силой. Человек, который при физическом недостатке там пробился — это… это все равно как если бы негр пробился в сенат в южном штате двести лет назад, понимаешь?

— И не просто пробился. — Эней скривил рот. — Но и не дает об этом никому забыть. В глаза тычет, что плевал он и на мнение варков, и на мнение подосиновиков.

— А советнику это нравится, — протянул Антон. — Иначе никак не получается.

— Интере-есный у нас верховный упырь, — Костя тоже приложился к лавашу. — Слушай, а почему мы так мало знаем про то, что у них там в сферах творится? Ведь явно что-то происходит. Неужели среди подосиновиков продажных нет?

— А как проверять? — спросил Игорь.

Хотя теперь есть, как. База данных «Морены». Вот это брать в разработку. И Алекто привлечь. И все равно было нехорошо. Игорь понимал, почему дергается Эней. Гауляйтеры должны сидеть за трехметровой броней, в кольце охраны — и все равно нервничать. А не шляться по городу с дамой, секретарем и, вероятно, шофером. И крысы должны быть крысами. А не…

— Переезжать все равно нужно, — сказал он, беря с тарелки последнюю колбаску и заворачивая в последний клочок лаваша. — Два года на одном месте — это много, даже если бы мы не засветились. Кстати, знаете, как у армян называется последний кусок на тарелке?

— Не-а, — помотал головой Антон.

— Позорный, — сказал Игорь, разглядывая еще раз лица Волкова и Габриэляна.

* * *

Утренний ритуал бритья был так привычен и отлажен, что Эней его почти и не замечал — вот он встал перед зеркалом, думая о своем, уже слегка щетинистый после дня и ночи — а вот он уже гладкий, и щеки пощипывает мятная прохлада, и колпачок тюбика пены закрыт, и утекли в водосток ее наплывы с обрезками волосков, и тройное лезвие тщательно промыто. И он не может ответить на вопрос Цумэ — как это ему каждый раз не обвал все промывать, закрывать и завинчивать. Привычка. Механика. А что у Цумэ другие привычки (Эней поморщился и закрыл его тюбик тоже) — так все уже и ворчать на этот счет перестали.

Эней повесил на сушилку маленькое квадратное полотенце, отступил от зеркала на два шага. С той стороны смотрел невысокий, экономно сложенный молодой человек в синих «боксерских» трусах. Лицо его уже немного взялось загаром — к нему легко приставали солнечные лучи, сентябрь он встречал уже сущим цыганом — а тело было все еще белым, и

старые шрамы на нем темнели, а не светлели. Новых было мало: в прошлом году одна горячая мадам чуть не пропорола бок ножницами, да в этом отхватил шипованным ботинком по бедру. И в принципе все — старые и новые — стоило бы зашлифовать, и Фогель из медицинской секции устроил бы это за сутки. Но Эней почему-то этого не хотел делать. Понимал, что глупость это, мальчишество — а все равно не звонил Фогелю.