Шанелька и Крис - [27]

Она сунула телефон в карман и все еще улыбаясь, повернулась.

— Ну что? Командуй, воевода. Ты чего радуешься?

— За тебя.

Шанелька важно кивнула. И снова рассмеялась. Втроем они пошли от метро, по тротуару, к нарядным домам, в направлении, куда указывала Крис.

— Значит, план такой. Мы с Марианной сейчас в отделение. Азанчеев туда подъедет, дальше разберемся, кто и куда. А ты.

Она оттеснила подругу в сторону, сунула в руку прохладную связку:

— Вот ключи, код ты знаешь. Смотри, на автобус надо успеть, последний в десять идет. Принца там покорми, я жрачку на столе положила. Давай, в темпе.

Улыбнулась, быстро чмокнула растерянную Шанельку в щеку. Сказала на ухо:

— Буду утром.

Вдвоем с Марианной они пошли быстро, почти побежали, и через пару минут скрылись среди людских силуэтов, заполняющих вечерние улицы.

Шанелька стояла, собираясь с мыслями. Что-то странное происходит с Криси. То держала ее при себе, как пристегнутую, а теперь практически прогнала, ключи сунула. И — будет утром. Но с другой стороны, разве не было у них разговора недавно, насчет прямо в небо, прямо в счастье. Именно этого и пожелала она подруге, и похоже, ее желание сбывается. Правда, как-то слишком стремительно. Сейчас они выручат из отделения незадачливых музыкантов, и Крис останется на свидание, с золотоволосым гитаристом Просперо Гарсиа. Так уверенно она все совершила. Будто и не сомневается, что он тоже захочет. Хотя видела его только во сне, и сегодня, когда пел, он ее не узнал. А может быть, так и надо? Если хочешь, чтоб желания исполнялись?

Она повернулась и побрела обратно, ко входу в метро, который за сегодня изрядно ей надоел. Конечно, можно бы погулять по ночной Москве, благо погода вполне подходит — прохладно, но не зябко, без сырости и без сильного ветра. Шанелька и хотела предложить Крис. Пусть бы взяла своего таинственного испанца в кедах «конверс», и бродили бы, как это бывает в кино.

Но одна — неуютно и как-то опасливо, а еще этот автобус. Уйдет, и где ночевать?

Снова стоя на эскалаторе, она спросила себя, а чего пожелала сегодня ты сама, Нель-Шанель? Не любимой подруге, а — себе?

И кивнула, дождавшись гремящего поезда и усаживаясь внутри на пухлый диванчик. Самым сильным и острым желанием было оказаться дома, в кресле, чтоб ночь вокруг. И — писать. И вот оно исполняется, эдак неумолимо. Не будет вечерней болтовни по душам, медленного ужина. А будет тебе, Нель-Шанель, пустая и тихая квартира, маленький теплый кот под рукой, накормленный его высочество принц Мориеси в своих просторных чертогах с гамачками и качелями. Пиши, хоть до самого утра.

* * *

Глубокой ночью Шанелька стояла на балконе, и моргая усталыми глазами, прикидывала, удобно ли будет позвонить Крис, узнать, что и как. Или просто кинуть ей смску, с пожеланиями, чтоб все было супер и замечательно.

Но, докуривая сигарету, решила, любое напоминание о себе станет лишним. Лучше утром, совсем поздним утром. Тем более, сама Криси молчит. Наверное, все там у них хорошо.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — шепотом сказала Шанелька по суеверной привычке, чтоб не сглазить.

Съела в кухне кусок ветчины, заедая кусочком серого хлеба, украшенного по корочке всякими семечками. И ушла в кресло, прихватив чашку с кофе и пару сухих вкусняшек для спящего котенка.

Глава 9

«Дни шли, принося в себе пение птиц и медленный полет облаков, что цеплялись за маковки сосен и, уходя вверх, отдыхали на склонах высокой горы. А девушка у окна сплетала в красивую ленту тонкие шелковые нитки, думая о своем сне.

Солнце вставало за правым склоном, выглядывало, будто играя в прятки, катилось вверх, укорачивая тени на ярко-зеленой траве. И лента плелась, пальцы ловко и бережно укладывали в узор шелка синие, как небо, золотые, как солнечные лучи, зеленые, как веселая трава на полянах. Красные и белые, как лепестки садовых роз и лесных маленьких колокольчиков.

А потом узор завершался, и видно было — больше нечего вплести именно в эту ленту. Тогда девушка завязывала красивые узелки, вплетала в край кисти, и расправив уставшие плечи, вставала, держа на весу новую красоту. Выходила на порог, неся обновку в руках и ждала, показывая ее солнцу и окрестным вершинам.

Но молчал лес, привычно перекликаясь птицами на колючих ветках. И небо молчало, проливаясь легким дождем с аркой радуги между двух облаков. Даже трава, что подбегала к самому порожку, окружая пышные розовые кусты, росла молча, бросая на яркое полотно нежный зеленый отсвет. Никто не выходил из дальнего леса, никто не показывался на просторной поляне.

Тогда девушка вздыхала, уносила ленту обратно в дом. И вешала на стену, темную стену из толстых бревен, на которой почти вся темнота была уже скрыта яркими полосами в дивных узорах. Брала свою корзинку, складывала туда горсть яблочных ломтиков, сваренных в луговом меде. И уходила на верхние поляны, за новыми шелковыми нитками.

Наверное, я не сумела выткать самый красивый свой поясок, самую лучшую ленту, думала она, нагибаясь под низкими ветвями, прыгая с камушка на камень, чтоб перейти быстрый ручей, сидя на опушке сосновой рощи, которая карабкалась вверх по крутому склону. Потому не идет мой прекрасный охотник, не слышит, как горячо я хочу увидеть его лицо, взять его руку, ввести к себе в дом. Усадить за большой стол, на котором будут стоять и вкусная каша в блестящем горшке, и ледяной квас в стеклянной высокой бутылке, и пышные пироги, что тают во рту. Пусть ест и пьет, смеется и разговаривает, пусть любуется мной и тем, что я умею.