Шандор Петефи - [76]

* * *

Весной 1848 года венгерское правительство подавило крестьянские бунты с помощью австрийских императорских войск. Предложение эрцгерцога Иштвана «отозвать войска из Венгрии и, не вмешиваясь, смотреть на то, как крестьяне будут поджигать дворянские усадьбы», и таким образом вернуть на свою сторону дворянство венский двор не принял. Но, надо сказать, и сам эрцгерцог боялся, что «неукротимая чернь дурно повлияет на чернь остальных владений державы». В мае «независимое» венгерское правительство пригласило изгнанного из Вены императора Фердинанда в Пешт, пообещав, что он «будет в безопасности среди преданных ему венгерцев». Петефи держался другого мнения относительно безопасности короля.

«Мы стоим перед могучей революцией», — заявил он грозно.

И в самом деле народ Венгрии спутал все расчеты торгующихся политиков.

«В первый день революции, — писал Вашвари, — один отважный патриот заявил от имени множества рабочих, что он создаст из них особый отряд, который за три дня научится обращаться с орудиями, и, если это потребуется, он захватит здания для революции…»

Организация «Мартовская молодежь» если и не раскололась под влиянием революционных выступлении крестьян и рабочих, то, во всяком случае, в ней явственно обозначились два крыла.

Одна группа, во главе с Петефи — Вашвари, выдвигала все более последовательно-демократические требования, вплоть до вооружения народа. Вашвари «стал за день одним из самых знаменитых людей в. стране… пештская публика никого, кроме, может быть, Петефи, не слушала с такой охотой, как этого двадцатилетнего, безбородого и бледного молодого юриста»[70].

А в другой группе, которую возглавляли романист Мор Йокаи и будущий фабрикант Янош Видач, раздавались менее радикальные голоса. «Народ должен великодушно презирать орудия тирании, — ораторствовали соглашатели. — Мы собираемся не под знаменем мести».

Это им в ответ написал Петефи:

Иноверцам умереть придется!

Бог у нас теперь один — свобода!

Петефи и его сторонники были выразителями нарастающего народного движения, они вносили в него сознательное начало.

* * *

В апреле 1848 года в Пеште начались забастовки во многих отраслях промышленности. В столице Венгрии это было первое серьезное стачечное движение. «Цеховые подмастерья хотят вершить кровавый суд над цехами, к этому готовятся они сейчас, — писал Вашвари, — я с радостью приветствую своих соотечественников, молодых мастеровых, которые с самого начала революции примкнули к нам… Но руководство («Оппозиционного круга». — А. Г.), заботясь больше всего о порядке, боялось привлечь на свою сторону «подозрительные силы».

Стало быть, пештские рабочие хотели создать свои отряды, но большинство пештского бюргерства и «прогрессивное» дворянство так испугалось, что решило вычеркнуть это предложение даже из протокола собрания.

На улицах появились первые листовки рабочих: «Хлеб — народу!» К революционным выступлениям рабочих враждебно относилось не только «независимое» правительство, но и большинство общественных организаций. В июле правое крыло «Мартовской молодежи» называет «возмутителями» тех, кто «на собраниях… требует распространения на рабочих гражданских прав и иначе не соглашается идти в армию».

Рабочих ораторов пештская полиция арестовывала, и одна только газета Михая Танчича вступилась за них: «…Парламент не представляет всю нацию… могущественные богачи жиреют на крови бедняков…»

А Петефи еще задолго до этого заявил на одном народном собрании Пешта: «Я не доверил бы этому министерству не то что родину, а даже пса своего». Он сказал это после того, как немецкий военный комендант, продолжавший существовать наряду с «независимым» венгерским правительством, разогнал в Буде венгерскую Национальную гвардию, когда она стала требовать оружия.

В связи с этим газеты не только нападали на Петефи, но стали отказываться печатать его призывные революционные стихи. С презрением ответил Петефи этой трусливой своре:

Ты задрожал, о сброд презренный,

Ты был не в силах скрыть испуг,

Услышав, что из нежной лиры

Исторг я первый смелый звук.

Но этот ветер — лишь предвестник

Грозы, грохочущей вдали,

С которой песнь моя, как птица,

Взметнется к небу от земли.

Грозящий вихрь еще далеко,

Лишь с дерева два-три листка

Да с губ моих погромче слово

Срывает он, дохнув слегка.

Куда ж вы спрячетесь от бури,

Когда поднимет рев она,

И вывернет дубы с корнями,

И взроет сердце мне до дна,

И громом полюсы вселенной

С их вековой оси сорвет,

И в битву ринутся стихии,

Ниспровергая небосвод,

И по залитым кровью струнам,

Последний возвещая бой,

Я в исступлении ударю

Окровавленною рукой?

Атмосфера в стране становилась все более накаленной. Выяснилось, что крестьянство обладает лучшим «чутьем истории», чем это многие думали. Оно все энергичнее стало выступать против правительства, которое только тем и занималось, что внутри и вне страны шло на всевозможные сделки.

Комитат Бекеш клокотал. Крестьяне поджигали барские усадьбы, захватывали земли. Только за апрель и май произошло в Венгрии двадцать четыре крестьянских бунта.

Правительство дворян, дрожавших прежде всего за свои поместья, решило применить самые жестокие меры против восставших крестьян и батраков — оно объявило в стране чрезвычайное положение. Даже Кошут говорил про Петефи, Вашвари, Танчича и их приверженцев: «Их всего-то триста человек. Слово скажу — и всех перебьют!»