Шаман - [17]

Но только он собрался пустить стрелу, как раздался крик. Крик донесся откуда-то с юга. Лукойо вздрогнул и чуть не выронил стрелу и лук. Опустил лук, обернулся…

И увидел отряд воинов, шагавших к скрещению дорог. На них были алые килты и бронзовые нагрудники уроженцев Куру. Головы воинов покрывали связанные из веревки шапки — не только покрывали, но и согревали. Кроме того, на плечи воинов были наброшены одеяла, однако даже на расстояние полета стрелы Лукойо было видно, как эти одеяла тонки. Наверное, воинам было очень холодно! Лукойо удивился: неужели эти южане никогда не придумают, как бороться с северными холодами, кроме как разгуливать в одеялах? Между тем в изобретательности им не откажешь — он отлично видел, что нагрудные пластины стрелой не пробить.

Но к счастью, бока воинов были не прикрыты, если не считать тонкой ткани одеял. Лукойо поднял лук.

Но тут главный из воинов, шагавший, закинув одеяло за спину, и размахивающий оголенными руками так, чтобы все видели повязки со знаками отличия, злобно заорал на охотников и дал приказ своим подчиненным ускорить шаг. Воины перешли на медленный бег и опустили копья.

Лукойо растерялся. Взгляд его метался от одного отряда к другому. Он был и рад, и смущен. На кого же ему-то нападать?

Глава 5

Огерн ухмыльнулся — как это было любезно со стороны воинов-куруитов встретиться ему, когда до Байлео еще целых два дня пути!

— Приготовьтесь! — приказал Огерн своим спутникам. — Если не дадут пройти, рубите их напополам.

Огерн обнажил свой меч, поднял и опустил его, наставил на бегущих воинов и тоже побежал.

Воины добежали до скрещения дорог первыми и остановились на перепутье, выстроившись в овал неправильной формы. Тридцать человек выставили копья, готовые защищаться.

— Стойте! — заорал командир. — Дайте дорогу воинам из Куру!

— Дороги открыты для всех! — крикнул в ответ Огерн. — Это ты дай нам дорогу, чужеземец, потому что эти леса наши!

— Ну, ты и храбр, как я погляжу, варвар, привыкший ползать под кустиками! — фыркнул воин. — Нас тридцать против вас двадцати! Сдавайтесь, или вы умрете, а тем, кто останется в живых, будет позволено стать нашими рабами!

— Ни один из воинов бири никогда не станет рабом! — проревел Огерн, а сидевший на дереве Лукойо вдруг понял, каких людей ему хочется убивать.

Отряды бросились друг на друга. Бири издавали дикие боевые кличи, а куруиты — ритуальные возгласы гнева. Бири отбивали удары копий мечами и замахивались на куруитов топорами. Однако куруиты оказались вовсе не беспомощны. Удары мечей и топоров они принимали на медные обручи, обнимавшие древки копий, отбрасывали бири от себя; после чего ухитрялись колоть их острыми концами копий. То тут, то там наконечники достигали цели, то уходя глубоко в мякоть, то прочерчивая на коже красные борозды. То тут, то там топоры перерубали древки копий и в тело куруитов вонзались бирийские мечи. Через несколько мгновений побоище распалось на, множество рукопашных схваток один на один.

А наверху, на сосне, Лукойо все прицеливался и прицеливался, все натягивал тетиву и никак не мог выстрелить в воина-куруита.

Вот! Упал один из бири, получив рану в предплечье, меч выпал из его обессилевших пальцев. Куруит высоко поднял копье.

Лукойо выстрелил и не промахнулся. Провожая взглядом первую стрелу, он уже заряжал вторую. Еще выстрел! И еще один куруит отвернулся от упавшего и истекающего кровью бири, ища глазами новую жертву…

Словно по мановению волшебной палочки, в груди воина возникло охвостье стрелы. Воин вскричал от боли и упал замертво. С мстительной радостью Лукойо зарядил новую стрелу, Вот оно, его мщение! Теперь его никто не прогонит, а голову его может забрать кто угодно из этих людей. Он мог убивать, убивать, убивать сколько угодно, но хуже, чем ему уже сделали, не сделает никто! Лукойо прицелился так, чтобы стрела угодила еще одному куруиту сбоку от нагрудника, натянул и отпустил тетиву. Оперение стрелы расцвело в боку воина, словно смертельный цветок. Воин только успел с изумлением вытаращить глаза, посмотреть на стрелу и ощутить боль, как глаза его закатились и он без чувств повалился наземь. Лукойо выхватил из колчана новую стрелу, зарядил, прицелился еще в одного куруита, выстрелил, насладился видом крови, хлынувшей из раны, ощутил себя истинным слугой Улагана, нашел новую жертву, и еще одну, и еще…

И вдруг стрелять стало больше не в кого. Вдруг оказалось, что пали все воины Куру, за исключением полудесятка улепетывавших по лугу. Улепетывавших так, словно за ними гнались волки! Да оно почти так и было, потому что с полдесятка бири бросились за ними, но остановились и вернулись, послушные окрику своего предводителя:

— Хватит! Нам надо было пройти, и все! Мы — бири! Мы не убиваем ради удовольствия!

«И в этом, — подумал Лукойо, — разница между вами и мной, бири».

Но тут предводитель куруитов возвел к небу предсмертный взгляд и увидел на дереве прямо над собой своего убийцу. Он попытался прокричать, но из горла его вырвался только хрип.

— Умри в муках, варвар! Да проклянет тебя Улаган! Пусть Улаган разорвет твою плоть и разгрызет твои кости! — И тут тело его обмякло и он затих.