Шалости аристократов - [8]

— Да, но…

— Из-за таких молодых людей, как ты, Берти, я отчаиваюсь, думая о будущем нации. К несчастью, огромное состояние сделало тебя ленивым эгоистом, не способным трудиться, мыслить и приносить пользу обществу. Ты тратишь всё своё время на бездушные удовольствия. Ты — антисоциальный организм, животное, трутень. Берти, ты женишься, и точка!

— Но, прах побери…

— Ты женишься. Тебе давно пора плодить детей.

— Ну, знаешь ли, это уж слишком! — сказал я, густо покраснев. Тётя Агата часто забывает, что она не в курительной женских клубов.

— Берти! — подытожила она и, безусловно, всыпала бы мне сейчас по первое число, если бы её не прервали. — Ах, вот и вы! — Морщины на её лбу разгладились. — Элайн, дорогая!

Я увидел девушку с парнем, которые шли к нам, приятно улыбаясь.

— Я хочу познакомить вас со своим племянником, Берти Вустером, — сказала тётя Агата. — Он только что приехал. Такой сюрприз! Никак не ожидала встретиться с ним в Ровиле!

Я исподлобья посмотрел на подошедшую парочку, чувствуя себя, как кот, которого собаки загнали на дерево. Словно меня поймали в ловушку, знаете ли. Внутренний голос шептал, что Бертраму придётся туго. Братец оказался невысоким толстячком, похожим на овцу. Он носил пенсне, выражение лица у него было доброжелательным, а воротничок на шее, как полагается, торчал задом наперёд.

— Добро пожаловать в Ровиль, мистер Вустер, — сказал он.

— О, Сидней! — воскликнула девушка. — А ведь правда, мистер Вустер как две капли похож на Кэнона Блэнкиншопа, который приезжал на рождество в Чипли читать проповеди?

— Дорогая! Сходство просто поразительное!

Они уставились на меня, словно я был экспонатом под стеклянным колпаком, а я тем временем смотрел на девушку. Вне всяких сомнений, она сильно отличалась от лондонских девиц, которых тётя Агата окрестила наглыми. Ни накладных волос, ни сигареты во рту. Не помню, встречал ли я когда-нибудь девушку, которая выглядела бы так респектабельно. У неё было простое платье, простая причёска и простое ангельское личико. Я не претендую на роль Шерлока Холмса или кого-нибудь в этом роде, но после первого взгляда на мисс Хемингуэй я сказал сам себе: «Она играет на органе в деревенской церкви!» Ну вот, мы осмотрели друг друга, а потом перекинулись парой слов, и я откланялся. Но прежде чем я ушёл, мне было велено развлечь брата с сестрой автомобильной прогулкой сегодня днём. Эго расстроило меня до такой степени, что я решил утешиться единственным пришедшим мне в голову способом. Отправившись к себе, я извлёк из саквояжа кушак и обмотал его вокруг талии. Повернувшись, я увидел вошедшего в номер Дживза, который отшатнулся от меня, как дикий мустанг от наездника.

— Прошу прощенья, сэр, — сказал он приглушённым голосом, — вы ведь не собираетесь в таком виде появиться на людях?

— Ты говоришь о моём кушаке? — небрежно и рассеянно — сами понимаете почему — спросил я. — Ах, да! Конечно, собираюсь!

— Я бы не советовал, сэр. Нет, не советовал бы.

— Почему?

— Вы будете слишком выделяться, сэр.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Я хочу сказать, никто лучше меня не знает, что у Дживза выдающийся ум и всё такое, но, клянусь своими поджилками, душа человека должна принадлежать ему одному и никому другому! В конце концов, нельзя же становиться рабом своего собственного камердинера! К тому же у меня было отвратительное настроение, и только кушак мог как-то его исправить.

— Твоя беда, Дживз, — сурово сказал я, — заключается в том, что ты слишком — как это называется? — слишком изолирован. Тебе никак не понять, что мы не на Пикадилли. На курорте от тебя ждут чего-нибудь яркого, поэтического. Да что там говорить, я только что видел в холле парня в жёлтом вельветовом костюме.

— Тем не менее, сэр…

— Дживз, — твёрдо сказал я. — Моё решение окончательно и бесповоротно. У меня плохое настроение, и я должен его исправить. И вообще, чем он тебе не угодил? Мне кажется, этот кушак в самый раз. В нём что-то есть от идальго. Винцент-и-Бласко как-там-его-дальше. Храбрый, добрый идальго, бьющийся с быком.

— Слушаюсь, сэр, — холодно сказал Дживз.

Ужасно неприятно, сами понимаете. Если меня что и выбивает из колеи, так это домашние сцены, а теперь наши отношения с Дживзом испортились. К тому же благодаря тёте Агате мне как снег на голову свалилась девица Хемингуэй и, должен признаться, я почувствовал, что меня никто не любит.

* * *

Дневная прогулка на автомобиле, как я и ожидал, оказалась нудной дальше некуда. Викарий, не умолкая, нёс какую-то чушь, девушка восхищалась пейзажами, а моя голова, казалось, разболелась от кончиков пальцев до корней волос, причём болела чем выше, тем сильнее. Когда мы вернулись в отель, я пошёл переодеться к обеду, чувствуя себя, как раздавленная жаба. Если б не история с кушаком, я поплакался бы Дживзу в жилетку и рассказал бы ему о всех своих неприятностях. Впрочем, поговорить с ним я всё-таки попытался.

— Послушай, Дживз, — сказал я.

— Сэр?

— Подай мне бренди с содовой.

— Да, сэр.

— Покрепче, Дживз. Поменьше содовой, и не жалей бренди.

— Слушаюсь, сэр.

Сделав несколько глотков, я ожил.

— Дживз, — сказал я.