Шалость - [47]

Рождался день. Девица де Фреваль поднялась и отвязала лошадь. Вскочив в седло, она предоставила уздечке спокойно лежать на лошадиной шее. Лошадь думала, что ее повернут на дорогу в Эспиньоль, и только ждала привычного прикосновения шпоры, которым обыкновенно начинался ее долгий спор со своей всадницей. Но видя, что ей и не думают противоречить, она мгновение оставалась в нерешительности, потом сделала несколько шагов по тропинке, спускающейся с Большого Холма к деревушке Бургвуазин. Вместо того чтобы остановить и повернуть назад, девица де Фреваль потрепала ее по шее. И как бы поняв то, чего от нее хотели, лошадь испустила радостное ржанье и начала довольно быстро спускаться по откосу. Достигнув ровной дороги, она по своей воле перешла на рысь и устремилась по одной из скрещивающихся в этом месте тропинок. Она знала свою дорогу; оставалось только не мешать ей следовать по выбранному пути. Теперь Анна-Клод чувствовала себя в совершенной безопасности. Как все оказалось просто и легко! Какие пустяки! Открыть дверь, перескочить ров, нестись галопом в лунном свете, пересечь поле и лес, а затем просто выпустить из рук поводья. Все исполнимо, когда сильно хочешь; тайные силы приходят тогда на помощь, и вы уже не принадлежите себе, всецело находясь во власти глубоких инстинктов, таящихся в нас самих. А после? Не все ли равно, что после? Смерть. Рано или поздно, все равно придется умереть: в своей ли постели, подобно любому из Морамберов или Грамадэков, подобно тому, как умрет г-н де Вердло, или погибнуть от удара ножом в углу подъезда, как это случилось с г-ном де Шомюзи, или пасть от пули в разгаре боя, в запахе пороха при свете факелов вокруг кареты, запряжка которой встает на дыбы, а стекла разлетаются вдребезги.

Уже совсем рассвело. День был серым и немного туманным. Солнце взошло, но его еще не было видно за облаками. Девица де Фреваль придерживалась поля и оврагов, избегая ферм и строений, все время остерегаясь возможной встречи. Ей попались на пути несколько крестьян и носильщиков хвороста. Наконец, после долгой пустынной дороги, она заметила, что местность начинает принимать горный характер. С каждым шагом лошади девица де Фреваль все больше и больше убеждалась в этом. Дорога вошла в довольно узкое ущелье и делала резкие повороты, огибая стоящие на пути скалы. Анна-Клод благоразумно начала сдерживать рысь своей лошади, которая вдруг, заострив уши, обнаружила признаки некоторого беспокойства. В самом деле, около одного из утесов находилась чаща кустарников. Анна-Клод соскочила на землю, спустилась в кусты и затем очень легко и ловко вскарабкалась по крутому подъему на горный уступ, откуда можно было видеть продолжение дороги, скрытой до сих пор за поворотом. Достигнув высшей точки подъема, она быстро осмотрелась кругом. Стоя посередине дороги, верховой драгун преграждал дальнейший путь. В стороне находились на страже пять или шесть таких же всадников. Что делать? Попытаться прорваться в галоп? Но у Анны-Клод не было другого оружия, кроме кинжала, а мушкеты драгун могли бы выбить ее из седла прежде, чем она до них добралась. Итак, надо было либо вернуться назад, либо подождать, пока патруль освободит путь, Остановившись на последнем решении, она снова спустилась в кусты и начала ждать. За это время ее успели помучить голод и жажда, а потому она, увидев спустя два часа, что драгуны проехали мимо и скрылись вдали, испустила вздох облегчения. Снова вскочила она в седло. Выйдя из ущелья под названием Мокрэ, дорога уже не делала больших извилин вплоть до уединенного домика, окруженного полем и стоящего несколько в стороне.

Это было жалкое строение с шаткими стенами и соломенной крышей. Пожилая женщина стояла на дороге. Не сходя с седла, Анна-Клод попросила ее, не может ли она дать ей кусок хлеба, глоток воды и что-нибудь, чем можно покормить лошадь. Старуха принесла пук сена, ковригу хлеба, от которой отрезала широкий кусок, и чашку с водой. Анна-Клод, подкрепив свои силы, спросила ее, можно ли рассчитывать достичь Бургвуазина до наступления темноты. Старая женщина посмотрела на девушку и насмешливо улыбнулась беззубым ртом.

— Скорее да, чем нет, прекрасный кавалер, хотя мне только что сказали драгуны, что в окрестностях немало шляется всяких подозрительных людей.

И, точно про себя, добавила ворчливо:

— Вот она, молодежь, — все равно, девушки или молодые люди! Чуть только взбредет в голову любовь, им уже не терпится скорее пуститься в дорогу!

В то время как старуха говорила это, Анна-Клод вдруг вспомнила, что, отправляясь из Эспиньоля, она не захватила с собой денег. Быстро оторвав две золотые пуговицы от своего камзола, она положила их в протянутую руку старухи, которая при виде такой монеты отскочила назад и стремительно захлопнула дверь своей лачуги; у девицы де Фреваль не было времени удивляться ее стремительному бегству. Старуха снова появилась в окне и, сжав кулаки, закричала пронзительным голосом:

— А! Воровка, грабительница, разбойница! Уж не думаешь ли ты, что это значит платить честным людям, если бросаешь им то, что добыто в грабеже? Убирайся к черту со своей треуголкой, у которой рога дьявола. Потаскушка! Невеста виселицы!