Шакарим - [115]

Потребовалось, чтобы среди них был кто-то из внуков Кунанбая, даже если не хватало скота. Главное, Кунанбай был и «белой костью», и волостным, и ага-султаном. В связи с этим решили подвергнуть конфискации и выслать Шакарима.

Человека, подлежащего конфискации, полагалось обсудить на собрании народа. Наш аул подчинялся аулсовету «Каражартас». На собрании аулсовета и должны были обсудить Шакарима.

Выступил высокий чин из Семипалатинска Коянбаев. Выступили еще несколько человек. Все поднимали вопрос: подлежит ли Шакарим конфискации?

«Шакарим действительно внук Кунанбая, — говорили выступающие. — Правда и то, что он был волостным. Но никогда не слышали и не видели, чтобы он угнетал людей, кого-то эксплуатировал. Если есть в этом народе честный человек, то это Шакарим».

«Если нам решать, мы будем против его конфискации», — говорили они.

Я запомнил речь жигита Кулжабека: «Я работал у Шакарима. Хоть и смотрел за скотом, был как член семьи. Он не обижал меня, не обсчитывал». Его слова повторили и другие.

Когда голосовали, только три-четыре человека подняли руки за конфискацию.

В итоге собрание полностью оправдало Шакарима».

Можно удивляться, но огромный вклад Шакарима в казахскую культуру остался совершенно незамеченным новыми властями. Значение имело только байское, а значит, вражеское, происхождение. Его книги, стихи, поэмы были легко вынесены за скобки. Они не имели никакой ценности в классовой борьбе, которая была провозглашена определяющим фактором общественного развития. Прежние зажиточные сословия, объявленные классовыми врагами, подлежали уничтожению.

В казахской степи такими классовыми врагами стали султаны, их потомки, бии, волостные, родовая знать, все их ближайшие родственники. Новых хозяев жизни нисколько не смущало то обстоятельство, что зажиточные люди, именуемые баями, веками осуществляли управление кочевым обществом, обеспечивая устойчивость родовой структуры. Их полагалось «ликвидировать как класс».

Несмотря на решение аулсовета «Каражартас» не подвергать Шакарима конфискации, советская власть от поэта не отставала. Его решили обсудить теперь на собрании другого аулсовета — «Актобе». Поэт поехал в «Актобе». Но и на этом собрании многие проголосовали против конфискации.

В третий раз решили обсудить знаменитого поэта-кажы уже на собрании дальнего аулсовета «Кундызды». Большинство его членов были из рода Мырза. Раньше Шакарим был у них волостным один срок. И на собрании в «Кундызды» род Мырза встал на сторону поэта. «Вот где я убедился в истинности слов отца, что честного человека народ всегда поддержит», — писал Ахат.

Однако на этом преследование не закончилось. Теперь дело Шакарима решили рассмотреть на собрании рабочих Затона в Семипалатинске. Пришлось семидесятилетнему поэту поздней осенью ехать в город.

На заводском собрании ему предъявили весьма серьезные по тем временам обвинения. Хоть скота у него немного, говорили организаторы, но по другим пунктам он полностью подпадает под конфискацию: был волостным, совершил хадж, держал скотников и эксплуатировал их труд, был членом Алашорды. К тому же он внук Кунанбая, который был старшим султаном. По рассказу ответственного работника Алтыбаева, участника собрания, за Шакарима вступились рабочие.

— Он не причинял никому вреда. Мы не можем сказать, что Шакарим тот человек, которого нужно подвергнуть конфискации, — говорили они.

Слово взял один пожилой человек.

— Да, Шакарим был волостным. Однако честнее его не было волостных, это народу известно! — заявил он. — Шакарим нанимал работников. Но было ли хоть одно заявление, что он эксплуатирует их труд? Совершил хадж, но разве это повод? Кто только тогда не ходил в хадж. А разве можно говорить, что дед его был правителем, и за это теперь наказывать? Помнит или нет кто из присутствующих рабочих, а я своими глазами видел, как Шакарим принимал справедливое решение. Когда действовал суд Алашорды, именно он дал свободу дочери Бельгибая, которая полюбила учителя и вопреки родовым обычаям решила построить семью по любви, а не по калыму. Разве не так, товарищи?

Товарищи шумно выразили одобрение.

— Так что если мы поддерживаем справедливые действия партии и правительства, то нам нельзя присоединяться к требованию о конфискации Шакарима.

В итоге и в Затоне никто не голосовал за конфискацию.

В конечном счете лично Шакарима, благодаря его безупречной репутации, конфискация миновала. Впрочем, отбирать у него было нечего, скота он фактически не держал. Но могли выслать.

Потому что некоторых родственников Шакарима уже сослали на юг. Судьба их была незавидна.

А ссылали тогда семипалатинцев в Сырдарьинский округ, сырдарьинцев и семиреченцев — в Уральск, уральских — в Семиречье. Акмолинцев выселяли в Гурьев, гурьевцев — в Петропавловск, петропавловцев и павлодарцев — в Актюбинск, актюбинцев — в Каркаралы, каркаралинцев — в Кустанай, кустанайцев — в Семипалатинск. Вся эта процедура насильственного переселения казахов стала началом невиданной трагедии всего советского народа.

В 1928 году в Чингистау сначала подвергли конфискации и затем выслали семнадцать человек с семьями. Потом еще троих: Мусатая Молдабаева и членов Алашорды Халела Габбасова, Турагула Ибрагимова, сына Абая. Об этом свидетельствует документ: