Шахматист - [5]

Батхерст усмехнулся про себя. Немая служанка весьма шустро владела пером, и за достойную плату писала донесения его личному секретарю, не забывая и пикантных подробностей, которые хранила резиденция мисс Джибсон. Десяти часов, считая от момента получения приглашения, хватило Батхерсту, чтобы получше узнать место встречи. Дело в том, что у графа имелась невинная, зато удлиняющая жизнь, привычка не ставить ноги куда попало, он любил знать, куда заходит, еще до того, как ему откроют двери.

Когда и Персеваль устроился в кресле, Кэстлри встал, подчеркивая тем самым важность слов, которые должен был произнести. А сказал он коротко:

— Господа, Пруссия вылетела из игры.

Всеобщего потрясения не было, равно как и восклицаний, поскольку оба его партнера не были рыночными торговками. Помолчав, Персеваль спокойно спросил:

— Как?

— Весьма неприятно для них, в двух битвах: под Йеной и во втором месте, названия которого не помню.

— Разбиты полностью?

— Да, настолько полностью, что полнее уже нельзя. Их армии перестали существовать.

— Когда?

— Несколько дней назад, 14 октября.

Только теперь Батхерст ругнулся под нос:

— Проклятие! Я же знал, что прусские ослы окажутся не лучше австрийских и русских!

Снова воцарилась тишина. Кэстлри переждал подходящее время, чтобы перейти к делу. Он сообщил, что в ситуации, когда Пруссия разбита, и нет никаких надежд на военную победу, необходимо реализовать замысел Питта[15], заключавшийся в похищении Наполеона и подстановке на его место двойника.

— Ужасно простая забава! — с издевкой заявил Батхерст, раздраженный известием о поражении Пруссии. — Просто, как и все идеи той сумасшедшей амазонки, что околдовала Уильяма.

— А ты видишь другую возможность схватить его за ухо? — спросил Кэстлри.

— За горло, Роберт, за горло. За ушко можно взять котенка, тигру стреляют прямо в голову! Даже это будет чрезвычайно сложно, но, все же, в сто раз легче, чем похищение.

— Но в сотню раз глупее, поскольку убийство не принесет никакой пользы, — ответил на это Кэстлри. — А если и принесет, то всего лишь сияющую легенду и нимб, что расцветает над святыми мучениками. И блеск такого посмертного нимба может еще сильнее сплотить империю. Но она рассыплется, если Бонапарта мы похитим.

— Милорд, — после раздумья отозвался Персеваль, — мы знаем, что вся мощь империи опирается исключительно на военные победы Бонапарта. Его войска, наверняка, идут сейчас на восток.

— Это правда, они сейчас идут на Одер, — подтвердил Кэстлри.

— Если так, то, самое позднее, через несколько месяцев они столкнутся с русскими. Я прав?

— Практически наверняка, — еще раз подтвердил Кэстлри.

— То есть, если бы нам удалось убить Бонапарта перед тем, как произойдет столкновение французов с русскими, лишенные своего военного гения французы были бы разбиты, и наша цель была бы достигнута.

— Относительно этого у меня совершенно противоположное мнение! — впервые Кэстлри повысил голос. — Предположим, что Бонапарт сегодня умер. Что бы произошло? Послезавтра на троне сидел бы Иосиф[16], а его войска…

— Да, но ведь это же идиот и в военном деле разбирается так же, как и в писании ариэток (Батхерст).

— И что с того?! Он и вправду не поднимется со стула, чтобы сесть на коня, но, сидя на этом стуле, он будет принимать парады победителей! Большинство французских маршалов — это тупоголовые забияки, но хватит одного хорошего, чтобы французы и далее одерживали победы. А у них имеется несколько хороших и один превосходный, который, как стратег, ни в чем не уступает Бонапарту. Это Даву.

В этот момент Батхерст подумал, что его приятель начинает бредить, ибо, исполняя в течение года функции военного министра, слишком быстро уверовал в свое знание предмета и слишком быстро забыл, каким фиаско закончились несколько его военных инициатив, в особенности же, бесславное нападение на французский десантный флот, сконцентрированный в Булони. Но мысли свои он оформил в предложение, одинаково тонкое и безопасное:

— Сомневаюсь, Роберт, чтобы военные специалисты подписались под твоим мнением.

Кэстлри подошел к прелестному пианофорте, которое вышло из рук самого Зумпе, нажал на боковую стенку и из скрытого ящичка, выскочившего словно кукушка из часов, вынул листок бумаги.

— Через несколько дней, любой специалист подпишется без каких-либо сомнений. Это депеша от одного из моих агентов[17]. Она содержит краткое описание поражения пруссаков. Французская пропаганда утверждает, что решающая битва произошла под Йеной. На самом же деле, под Йеной Бонапарт разбил только малую часть пруссаков. Настоящий разгром осуществил Даву в том, втором месте, неподалеку; исключительно с помощью трех дивизий собственного корпуса, при пятикратном численном перевесе неприятеля![18] Неужели вы считаете, господа, что этот человек не в состоянии разбить русских, тех самых русских генералов, которые сошли с ума под Аустерлицем? Сколько раз нужно убить, чтобы французы перестали побеждать? Убьем Наполеона, останется Даву; убьем Даву, останется Массена, который показал свои способности, опять же, на русских[19]. Убьем Массену, и тут окажется, что Сульт, Ланн или Ней вовсе не хуже, поскольку вышли из той же самой школы. Так может, сразу пошлем им тортик с мышьяком и пожеланием, чтобы они одновременно и обязательно его попробовали!