Шахерезада. Тысяча и одно воспоминание - [176]
Что мне написать о себе. Я веду себя просто ужасно. У меня совсем уже дурно с ногами, и, вероятно, я скоро не смогу совсем ходить. Если прибегнуть к юмору, то выражение «выкидываю коленца» будет очень мрачным и точным определением, потому что они время от времени, пронзая неслыханной болью, не дают мне возможности встать, ходить и даже лежать.
Но я должна помнить и выучить наизусть одного славного англичанина, обратившегося к Богу и к самому себе со словами «не дай».
Одним из первых «не дай» было: не дай мне всем и каждому говорить о своих болезнях, потому что они никого не интересуют, кроме самого себя. Второе, не дай мне обременять всех советами, которые, мы почему-то считаем, так всем нужны и которые никто не слушает. Ну и много еще таких прописных истин, которые мы, отвергающие житейскую плоскую и бескрылую мудрость, все-таки порой должны себе напоминать. Как всякое знание, оно порой бывает полезно.
Ну что толку, что я изо всех сил стараюсь ничего не отдать и быть такой, какой меня сотворил Бог, а не такой, какой я должна быть, подчиняясь законам Времени, которое неумолимо гнет нас к земле? А я всё не даюсь и не позволяю ему согнуть меня в бараний рог, но если оно и повергнет меня, то всё равно не поставит меня на колени (хотя бы потому, что они назло ему перестанут гнуться!).
Быть может, все-таки судьба когда-нибудь даст мне свидеться с Козыревым[457], и он вдруг мне растолкует, что же такое Время. Хотя, наверное, лучше него сказал восточный поэт – причина печали – время[458]. И этим исчерпано все.
Валера, надуйте какой-нибудь воздушный шар Вашей, подведомственной Вам плазмой и опуститесь на радость нам перед нашим окошком. Будет и современно, и идиллично, и очень мило. А до тех пор, надеюсь, Вы и Ваши близкие здоровы и благополучны. Привет прелестному мимолетному видению – Регине[459].
Напишите мне поскорей. Да, чуть не забыла, Вениамин Николаевич скоро будет читать в Москве доклад об ex libris’ах, а тогда обговорит с Вашим другом цветаеведом свои мысли о его книжном знаке[460]. Ваш он пришлет сам, как только он будет готов.
Оба обнимаем Вас.
Галина Лонгиновна
Валера,
милый мой дорогой друг!
После Вашего отъезда мне было очень худо, и меня на носилках принесли сюда с диагнозом «нарушение мозгового кровообращения». Для меня, гипотоника, давление было непомерно высоким. Сейчас давление нормализовалось, кроме давления на душе.
Не знаю, что делать с памятью, которая сокрушает меня днем и ночью.
Рядом с этим живет странное, не покидающее чувство, что он не ушел, словно бы он уехал, но вернется[461]. А порой вдруг охватит отчаяние и непонимание, куда ушел его талант, этот дивный поразительный слух, весь тот огромный музыкальный мир, который он нес в себе и который был его сутью. Неужели он больше уже ничего не создаст? Этому меньше всего верю, и этому не знаю, когда поверю.
Вспомнился мне рассказ Александра Николаевича Вертинского. Он как-то говорил мне о своей нелюбви к китайскому искусству и как пример бесполезности привел одно произведение. В Пекине, в огромном зале императорского дворца, стоят в противоположных концах два барабана-катушки громадных размеров. Если начать крутить рукоятку, то от одного барабана до другого протянется картина под названием: «Что видел император такой-то во время своего путешествия из столицы в провинцию такую-то». И все, что он видел, по обе стороны предстанет перед вами. Так вот, я сейчас всё время нахожусь в пытке памятью, между двумя барабанами начала и конца и от конца к началу.
Посылаю вам слова, написанные в пароксизме тоски. Побудьте со мной.
И помните дорогой, что я Вас очень люблю.
Ваш вечный друг Галина Лонгиновна
Валера, милый!
Я Вас помню и люблю.
Не буду писать Вам о днях с первого по девятое число. Их было очень трудно прожить, и я плохо себя вела.
Вы можете быть мною довольны. Я деятельна и наконец сдвинула с места многое, связанное с наследием Алексея Федоровича.
Во-первых – передала в Музей Глинки почти все музыкальные рукописи. Там откроют его персональный фонд с постоянно действующей экспозицией, с рукописями, личными вещами, фотографиями и проч.
Во-вторых – добилась отправки в Москву рукописей для издания в «Советском композиторе» (что было невероятно трудно и сложно). Сволочизм цветет махровым цветом.
В-третьих – пустила в работу все рукописи, что будут изданы здесь.
В-четвертых – добилась, что друзья добьются передачи рукописи партитуры «Улугбека» из Всесоюзного радио в Музей Глинки.
В-пятых! Продвигается дело с выпуском монтажа «Улугбека» фирмой «Мелодия» в Москве.
В-шестых – скульптор сейчас делает макет памятника (памятник будет хороший).
Седьмое: начала активно работать с балетмейстером над экспозицией балета «Тановар», который будут ставить в Самарканде.
За истекший год – написала для книги, которая будет издана в Москве, воспоминания об Усто Мумине (там будут воспоминания и статьи разных художников)[462]. За эту работу меня все хвалят.
Воспоминания об Анне Андреевне перечеркнула, всё буду делать заново. Плохо пока.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Софья Богатырева родилась в семье известного писателя Александра Ивича. Закончила филологический факультет Московского университета, занималась детской литературой и детским творчеством, в дальнейшем – литературой Серебряного века. Автор книг для детей и подростков, трехсот с лишним статей, исследований и эссе, опубликованных в русских, американских и европейских изданиях, а также аудиокниги литературных воспоминаний, по которым сняты три документальных телефильма. Профессор Денверского университета, почетный член National Slavic Honor Society (США)
Андрей Колесников — эксперт Московского центра Карнеги, автор нескольких книг, среди которых «Спичрайтеры», «Семидесятые и ранее», «Холодная война на льду». Его отец — Владимир Колесников, работник аппарата ЦК КПСС — оставил короткие воспоминания. И сын «ответил за отца» — написал комментарии, личные и историко-социологические, к этим мемуарам. Довоенное детство, военное отрочество, послевоенная юность. Обстоятельства случившихся и не случившихся арестов. Любовь к еврейке, дочери врага народа, ставшей женой в эпоху борьбы с «космополитами».
Это книга воспоминаний о диссидентской Москве 1970–1980-х. Ее автор – Александр Подрабинек – активный участник правозащитного движения. В 1978–м был арестован по обвинению в клевете на советский строй и сослан на 5 лет в Северо-Восточную Сибирь. В 1979 в США вышла его книга «Карательная медицина». В 1980–м вновь арестован и приговорен к 3,5 годам лагерей.«Эмиграция или лагерь? Верность или слабость? Преданность или предательство? Достойный выбор в СССР был невелик: сначала свобода, потом тюрьма».