Шах фон Вутенов - [16]
Ну, а в русско-австрийском ранце этот самый «кобольд, прислужник черта» отродясь не сиживал. Чтобы скрасить неудачу, приходится пользоваться старыми жалкими утешениями: подкуп и предательство. Побежденному всегда трудно найти причину своего поражения в единственно правильном месте - в себе самом; мне думается, что и император Александр отказался от поисков там, где следует их производить.
- И кто может поставить ему это в вину? - отвечал Шах.- Он сделал все, что мог, и даже больше. Когда высота была потеряна, но еще не окончательно исчезла надежда выровнять ход битвы, он, под бой барабанов, помчался впереди своих полков. Лошадь под ним пала, он пересел на другую, и еще полчаса битва продолжалась с переменным успехом. Поистине то были чудеса храбрости, даже французы превозносили своих врагов в самых восторженных выражениях.
Принц, на которого император Александр во время своего прошлогоднего пребывания в Берлине, чуть ли не всеми объявленный deliciae generis humani[33], произвел не слишком приятное впечатление, счел нежелательным «любезнейшего из людей» объявлять еще и «храбрейшим». Посему он, улыбнувшись, сказал:
- Не затрагивая достоинства его императорского величества, я хочу сказать, любезный Шах, что вы доверяете французским газетам больше, чем они того заслуживают. Французы - люди умные. Прославляя врагов, они приумножают свою славу, при этом я умалчиваю о всевозможных политических причинах, которые тут, разумеется, соучаствуют. Есть такая пословица: «Для врага строй золотые мосты», весьма разумная, ибо тот, кто сегодня был моим врагом, завтра может стать моим союзником. Что-то такое носится в воздухе, и если мои сведения правильны, то речь идет о новом переделе мира, я хочу сказать - о восстановлении восточной и западной империй. Но не будем говорить о том, что еще не определилось, и попробуем с помощью простого расчета объяснить себе хвалы, расточаемые героическому императору. Если отвага побежденных русских весит один центнер, то победоносная отвага французов, уж конечно, не меньше двух.
Шах, со времени визита императора Александра в Берлин носивший Андреевский крест, закусил губу и собрался возразить, но Бюлов опередил его, заметив:
- К лошадям, павшим под царственным седоком, я вообще отношусь с недоверием. А в данном случае и подавно. Такие преувеличенные восхваления разве что сконфузили бы императора Александра, так как нашлось бы достаточно свидетелей, которые могли бы утверждать обратное. Он «добрый император» - и баста.
- Вы так насмешливо это произносите, господин фон Бюлов,- ответил Шах.- А я вас спрашиваю, есть ли на свете лучший титул?
- Конечно. Истинно великого человека не славят за его доброту и тем паче не именуют «добрым». Он, напротив, становится объектом неутомимой клеветы, ибо пошлости, повсюду преобладающей, угодно только то, что с ней сходствует. Бренкенхоф, которого, несмотря на его склонность к парадоксам, читают меньше, чем он того заслуживает, напрямки говорит, что «в наш век лучшие люди неизбежно пользуются наихудшей репутацией». Добрый император! Бог ты мой! Воображаю, какую мину состроил бы король Фридрих, если бы его назвали «добрым Фридрихом».
- Браво, Бюлов! - воскликнул принц и, глядя на него, поднял свой бокал.- Вы словно прочитали мои мысли.
Но Бюлов, казалось, вовсе не нуждался в одобрении.
- Все короли, прозванные «добрыми»,- продолжал он с возрастающей горячностью,- доводили вверенное им государство до гибели или до революции. Последний польский король тоже именовался «добрым». Как правило, у этих августейших особ большой гарем и малый разум. И если надо отправляться на войну, они берут с собой Клеопатру со змеей или без оной.
- Не думаете же вы, господин фон Бюлов,- вспыхнул Шах,- таким образом охарактеризовать императора Александра?
- Хотя бы приблизительно.
- Вы возбуждаете мое любопытство.
- Для этого достаточно вспомнить последний визит императора в Берлин и в Потсдам. О чем шла речь? Как известно, не о пустяках, не о будничных заботах, а о заключении союза на жизнь и на смерть, и точно, при свете факелов монархи вошли в склеп, где покоится Фридрих Великий, чтобы над его гробом поклясться в полумистической кровной дружбе. Но что же произошло после этого? Не прошло и трех дней, как всем уже стало известно, что император Александр, с радостью вышедший на свет божий из склепа Фридриха Великого, распределил пятерых знаменитых придворных красавиц по пяти категориям: beauty coquette, beauty triviale, beuty celeste, beauty du diable[34] и, наконец, пятая категория - beauty qui inspire seul de vrai sentiment[35]
