Шаговая улица - [3]
Едко-терпкий дым ароматизированной сигареты наполнил рот, потом, запитав каждую клеточку рта и, обвязав своими горьковатыми бинтами корень языка, проник в гортань, нежно пощипал своды горла и, миновав плотину на уровне кадыка, резким толчком заполнил грудь. Первая утренняя затяжка растеклась по тридцатидвухлетнему телу, оттолкнулась от конечностей и зашумела в голове. Игорь-Егор затянулся еще и еще, тщетно пытаясь опять вызвать то терпко-сладкое чувство, которое первый табак дает заядлому курильщику после утреннего кофе, и отодвинул ногу в лакированном ботинке от двери. Дверь, вырываясь в долгожданную недолгую свободу, быстро увеличивая темп, запела то ли краской, то ли грязью забрызганными нижними пружинами и на излете самого высокого своего тона вдруг тупо хлопнула местами полысевшей дерматиновой обивкой о потеками потемневший косяк.
"Сегодня самый тот день. Сегодня - первое сентября..." - Игорь-Егор стоял на трехступенчатом бесперильном крыльце и утро, также как и табачный дурман изнутри, снаружи, минуя преграды одежды, обволокло его вязким коконом тишины. Так резко, бездарно и безнадежно на его памяти лето еще никогда не проваливалось в осень.
Беззвучно было все полуживое, живое и неживое: как бы недоремонтированная культя голубя, все еще бесцельными затухающими кругами затиравшая следы кровавой встречи на редко крупчатом снегу, успевшие пригладиться и приаккуратиться в цвет двору серо-пепельные вороны с толстыми лакированными заточками клювов, нацеленными наперевес в сторону неожиданно появившегося человека, ветхий, пунктирно сгнивший забор, на котором они сидели крыло к крылу, сам двор, убранный ранним сухопарым снегом и приукрашенный орденами канализационных люков с планками, орнаментированными птичьими следами, сам дом с заголенными темнеющими окнами-входами в квадратные артерии, гулкие и пока пустые, ведущие к мифическому сердцу уюта, - все, что могло стать источником, способным звуком нарушить затянувшуюся паузу, молчало в тот миг.
"Да-да, сегодня первое сентября. Сегодня у меня Аида", - Игорь-Егор затянулся еще раз, опять напрасно тщась повторить то первородное, сладкое ощущение первой затяжки, и выкинул окурок в полсигареты по направлению к калитке, венчавшей своим дырчато-решетчатым телом продолговатый двор. От резкого движения полы его широкого светло-бежевого плаща побежали полосами морщин, а вороны, все еще сидевшие на заборе, взбрыкнули по-лошадиному, но крыльями, и не улетели, лишь сильней и явственней напряглись слежением за человеком.
А человек направился к металлической калитке, повернул оранжевеющий язвами коррозии вечный ключ в замке, присосавшимся разнокалиберными проушинами к крайней плоти забора, и под пронзительный звуковой стриптиз петель вышел со двора.
На улице, окаймленной кривовато-волосатой травой, шизоидной своими поворотами тропинкой, полуобросшими обрубками тополей и разносклоняемыми нестругаными досками соседских заборов, среди по-сентябрски редких кучек опавшей листвы, воплощением кое-где еще не лишившегося своей девственности ночного снега, стоял белоснежный автомобиль представительского класса марки "линкольн". Он был длинен своей красотой в профиль, очень длинен, почти так же длинен, как бесконечная лента Мебиуса, если бы не резко обрубленная сзади крыша, полукружья полускрытых турецких башмаков-колес, двойных сзади, и размашистый фломастерный пунктир серии затемненных боковых окон, вносивших приятную для глаза законченность в, казалось бы, пролонгированную вечностью бездну красоты белой машины. Стоящий рядом с этим автошедевром шофер в темно-красном пиджаке, при темно-синем галстуке, окантованным пространством голубой сорочки до пиджачных бортов, в широких мешкообразных черных брюках, аккуратно коротко стриженный и в тонкой золотой оправы очках, сверкнув белоснежными идеальными зубами, баритоном поздоровался с Игорем-Егором, хозяином.
- Паша, привет! Сегодня первое, давай на Шаговую улицу, в тридцать девятую, - не стремясь к затягиванию начала движения, однако и не упуская возможности, лишний раз медленным погружением насладиться почти женским теплом и зовущими прелестями автомобиля, Игорь-Егор, быстрым движением обеих рук сзади вперед захлестнув полами плаща колени, экономно быстро разместился в коврами белокуром чреве чуда американского автомобилестроения.
Шофер Паша повернул инкрустированный перламутром ключ, и, возрожденным конвульсивным движением избавляясь от временной смерти, ожили блестящие зубья шестерен в глубине двигателя, в масляной ванне дрогнули основаниями и мерно задвигались матовые поршни, над их гладкой верхней поверхностью забились синеватые электрические искры зажигания, побежали юркие сигналы от датчиков к процессору, мощный мотор глубоко вдохнул первую порцию топлива, и, презирая дорогу, как собственно бесконечной красотой линкольна, так и гордо-горячительным чувством обладания им, люди в самодвижущемся футляре различных ценных материалов мягко тронулись с места и поехали, а две вороны, все еще сидевшие на заборе в дозоре и следившие за людьми на обе стороны, вздрогнули черными бурунчиками своих неприглаженных хвостиков и нырнули в сокрытое строем старых досок чрево двора довершать капитальный ремонт голубиного механизма.
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.