Шаговая улица - [2]
Старенький двутумбовый стол у окна, два рассохшихся венских стула и закопченная электрическая плитка на табуретке - вот и вся открывшаяся нехитрая обстановка тесного, но достаточно светлого помещения.
На столе - черный футляр от баяна.
Поправив перчатки, вошедший сразу же направился к нему.
Щелкнули открываемые замки.
Гость убедился, что отороченное желтым бархатом внутреннее пространство футляра пустое, и начал выдвигать ящики стола.
Почти во всех ящиках ничего не было. В центральном же, плоском и широком, на разложенном веером пучке пересохшей травы, лежала ручная машинка для стрижки волос.
Сударь-господин поморщился, взял машинку, пару раз пощелкал никелированными рогатыми ручками, и опустил ее в бездонный карман своего чесучового пальто. Потом он также методично закрыл все ящики, отошел к выходу и еще раз оглядел комнату.
Посетитель искал нечто более существенное, чем парикмахерская принадлежность.
Но в этой полуголой запущенной комнате искомое явно отсутствовало.
Выйдя на улицу, сударь-господин поправил покосившуюся табличку, прислушался и осмотрелся окрест.
В общем-то, смотреть особенно было не на что. Разбитый колесами санитарных машин грязный дворик полукругом окружали растрепанные кусты. Лишь огромный конский каштан, росший прямо перед входом, скрашивал бузинное единообразие.
Посетитель Моргалия обошел вокруг тенистого старого дерева и попробовал поковырять носком ботинка около могучих корней, тяжами выпиравших из земли, но отдернул ногу, словно обжегшись.
Еще раз, брезгливо поморщившись и разочарованно осмотревшись, воскресный гость резко развернулся на каблуках и заспешил к забору.
Обратный путь сударя-господина проходил через тот же Плоховский переулок по направлению к Самолетке.
ВТОРАЯ ПРЕЛЮДИЯ
Рубиновый вторник - начало начал
Был рубиновый от заката вечер вторника, когда Громоздкий и Дезидерий сидели на низком штакетнике около дома Семь-Девять.
Сумерки сгущались над Шаговой улицей, покрывая своим розоватым и пока еще полупрозрачным пончо деревья, машины и прохожих.
Слева, от скрытого за домами стадиона Сюповия, раздалось скрежетание полируя звуками двунитчатый металлический путь, из-за поворота выехал трамвай. Пронзительные скрипы его желто-красного тела на стыках рельс и нестройное треньканье, раскатывающееся осколками по межрельсовой брусчатке, разрушили минутную тишину.
- Кочумай, Дезидерий! Флаконишь без меры, обо мне забыл... - Поморщившись, Громоздкий отобрал у соседа бумажный стаканчик, в котором плескались остатки фрухтянки.
В складчину приобретенный в Гастрономии у Моста, псевдофруктовый напиток, напоминающий вкусом вермут, украшал весенний вечер. Вот уже два часа они пропускали слабоалкогольную жидкость, почти сидр, внутрь себя маленькими глотками, по мере надобности подливая из восьмисотграммовой темно-зеленой бутылки с бледно-фиолетовым яблоком на желтой этикетке.
- Да ладно тебе! Тут чуть меньше половины осталось. - Дезидерий достал сигареты и закурил.
Быстрой походкой мимо приятелей прошел Игорь-Егор Тимохин, деловой человек.
И только один Дезидерий видел, что в руках прохожий бережно нес цветы. Большой букет голландских чайных роз...
Часть 1.
БЕЛЫЙ МЕЛ ЛИНКОЛЬНА
1
Раннее осеннее утро было необычно тем, что ветреной ночью выпал снег. Снег припорошил и обдал солью сухую пепельную дворовую грязь, закрыл редкими веерными щепотками многочисленные, бессистемно подсохшие щупальца пережившей лето травы и сгруппировался неровными, нервозными узлами на притаившихся вблизи забора чугунных канализационных люках, сходных, если не с вулканическими лавовыми лепешками, геометрически ровно потрескавшимися от времени, то почти наверняка с расквадраченными покатыми панцирями древних гигантских черепах или пластинчатыми спинами других сухопутных рептилий.
Еще это утро было необычно появлением двух длинных и сверхчетких цепочек птичьих, тревожных своей откровенной трехпалостью следов, пересекавших насквозь редкое снеговое кашне по четырем выпуклым крупноячеистым крышкам колодцев и вдруг материализовавшихся бурлящим темно-сизо-серым перьевым комом на пятой недочерепашке-крышке, последней в ряду люков и плоской. Бело-красная, сыпучими кристаллами брызгая вразлет, неровным нитяным пунктиром летела из центра того кома субстанция, несущая влажные и верткие иглы, высекаемые невидимыми кресалами, скрытыми туманом частых перьевых взвихрений. Когда неожиданно кресала открылись взору, то оказались массивными, подлакированными свежей кровью, даже горбатыми от своей мощи, клювами двух взлохмаченных, ошлемованных и окантованных вокруг серого черным ворон, при скрипе открываемой двери вздрогнувших и воровато отпрянувших, чем совершенно разняли перьевой конгломерат. От распавшегося кома остался лишь порывистыми кругами, без толку топчущийся голубь-сизарь с клювом, подобным гнутому сапожному гвоздю без шляпки, торчащим без малого вертикально, спереди от заполненного суховатой кристаллической бело-красной массой зияющего аккуратного жерла, бывшего совсем недавно его головой. И перья растопыренного левого крыла раненой птицы, переливаясь нефтяной сизостью, чертили замкнутые судорожные граффити на последнем чугунном постаменте, микшируя еще не стаявший снег и сухую, помороженную грязь в перечно-солевой коктейль. С недолгим, эаржавленным "карром" вороны сыто взлетели и сразу присели на верхушки треснутых досок забора, скосив черносмородиновые глаза на открывающуюся в доме дверь.
Нагиб Махфуз (1911 г. — 2006 г.) — выдающийся египетский писатель, основоположник современной арабской литературы, лауреат Нобелевской премии, автор трех десятков романов и двенадцати сборников рассказов. В 1988 году Нагиб Махфуз награжден Нобелевской премией «за реализм и богатство оттенков арабского рассказа, которые значимы для всего человечества».«Великий египтянин» и истинный гуманист, близкий как простым людям, так и интеллектуалам, Махфуз был не только блистательным писателем, но и удивительным человеком.
В романе «Город Солнца» знаменитой финляндской писательницы Туве Янссон рассказывается о тех, кто в конце пути нашел себе приют в тихом и спокойном месте, где всегда тепло, а многочисленные пансионаты готовы предоставить клиентам комфортабельное обслуживание. Там, в городе пенсионеров, где на первый взгляд как будто замерло время, жизнь оказывается полна событий, споров и приключений.
Художественно-документальный очерк о рижской молодежной газете «Черный понедельник» вкупе с прогнозами будущего молодого и не очень поколения Латвии 1998 г.
Жизнь – как она есть…Или – жизнь, какой она нам представляется?Хроника обычного квартала новостроек, поведанная его юным обитателем, – или летопись «магического реализма», в которой сквозь призму событий повседневных проглядывают события необычайные?Мечты, разбивающиеся о реальность, – или реальность, воплощенная в фантазиях…Рай для каждого из нас – подлинный или придуманный…Кто знает истину?…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Я поняла, что смогу остаться в этом городке, когда выловила из озера синюю эмалированную кастрюльку. Кастрюлька привела меня к дому, дом — к книге, книга — к адвокату, адвокат — к дому свиданий, дом свиданий — к науке, а из науки я вышла в мир», — начинает свой рассказ Барбара, героиня романа Лесли Дэниелc, с которой читатель знакомится в критический момент ее биографии. Оказавшись в провинциальном городишке, бывшая жительница Нью-Йорка лишилась не только друзей и работы, но и детей, отнятых у нее по суду «персонажем из прошлого» — бывшим мужем.