Шаги забвения - [120]

А между тем приступы ревности у мужа стали случаться всё чаще и чаще. Он стал постоянно названивать мне с работы. Причём звонил исключительно на городской телефон, чтобы убедиться, что я нахожусь дома с ребёнком, а не ушла развлекаться с каким-нибудь соседом. Хотя, признаться, в нашем подъезде не было ни одного соседа, с которым можно было бы нормально поговорить, не то чтобы думать о чём-то большем.

Так, из четырёх квартир, располагавшихся на нашей лестничной площадке, две принадлежали наркоманам, а одна постоянно сдавалась, причём азербайджанцам, которые жили там десятками. И вообще, в нашем подъезде одна половина квартир постоянно была сдана в наём лицам кавказской национальности, а в другой половине квартир проживали старики и инвалиды, которые практически никогда не выходили за дверь своей жилплощади. Так что разгуляться мне было негде, даже если бы у меня и возникли такие мысли. Но, естественно, они не возникали, потому что новорождённый сын и бесконечные домашние хлопоты занимали всё моё время.

Но муж не желал этого замечать. Ему постоянно виделись какие-то тайные любовники, которые скрывались под нашим диваном, и чтобы поймать меня с поличным, Андрей продолжал звонить мне на городской телефон, причём ждал моего ответа исключительно три гудка, после чего бросал трубку и перезванивал минут через пять только для того, чтобы закатить мне очередную сцену ревности.

Я уже успела привыкнуть к этой схеме и потому, не успев добежать до телефона в первый раз, сидела и ждала нового звонка, после чего мгновенно брала трубку.

– Где ты шляешься, шлюха? – орал Андрей, едва заслышав мой голос. – Муж весь день не может до тебя дозвониться, пока ты ублажаешь своих любовников!

– Не кричи, – отвечала я спокойным тоном. – Никаких посторонних мужчин в квартире нет, а я сижу дома с твоим сыном. Если не веришь, то я могу позвать к телефону твою маму, которая может подтвердить это. Неужели ты думаешь, что она стала бы заступаться за меня? Ведь ей только дай повод полить меня грязью, и она с радостью за него ухватится.

– Я не знаю, как ты договорилась с моей мамой, чтобы она прикрывала твои грязные делишки, но я тебе не верю! Почему ты не ответила на звонок в прошлый раз? – продолжал кричать муж.

– Потому что не успела подойти к телефонному аппарату, так как ты слишком быстро дал отбой. Я в тот момент кормила Артёма, и мне нужно было время, чтобы оторвать его от груди, положить в кроватку и подойти к телефону. Знаешь, на это уходит времени больше, чем три секунды, которые ты даёшь мне для того, чтобы добежать до телефонного аппарата.

– Хватит оправдываться, потаскуха! Если ты, позабыв про стыд, трахаешься на супружеской постели с другими мужиками, пока твой муж вкалывает на работе, так имей совесть признать это, а не прикрывайся ребёнком! – орал на меня муж, не желая прислушиваться к разумным доводам.

– Знаешь, мне надоело слушать твои оскорбления! – отвечала я после того, как моё терпение иссякало. – Мне некогда выслушивать весь этот бред. Я должна идти к сыну.

И разговор заканчивался, чтобы вскоре повториться снова. И так каждый день. И в день по несколько раз. Словно заезженная пластинка, муж сыпал на мою голову необоснованные оскорбления, а я продолжала терпеть, потому что смирилась со своей незавидной участью. За годы своего брака моя самооценка упала настолько, что я стала считать, что заслуживаю подобное обращение. Я полагала, что недостойна лучшей доли, потому что когда-то, возможно, в прошлой жизни, совершила столько непростительных грехов, что теперь вынуждена за них расплачиваться. Потому что другого объяснения своей незавидной доли у меня не было. И я продолжала безропотно нести этот тяжкий крест, надеясь, что однажды буду прощена, и мой жизненный путь закончится, чтобы освободить от тех пут, которыми я была опутана с головы до ног.

Я снова тяжело вздохнула и оторвалась от воспоминаний. Очень хотелось плакать. Очень хотелось дать волю жалости к себе и разреветься во весь голос. Но даже этой роскоши я не могла себе позволить. За годы замужней жизни у меня никогда не находилось и пары минут, чтобы уединиться и поплакать вволю. И когда у меня возникали подобные мысли, я лишь ругала себя за слабость и заставляла дальше делать ту работу, которой занималась. Вот и сейчас. Едва слёзы начали наворачиваться на мои глаза, я начала ругать себя за малодушие и решительно поднесла к губам чашу. Сделав глоток, я на мгновение почувствовала себя лучше, и этого было достаточно, чтобы решимость продолжить начатое вернулась в моё сознание, и я вновь предалась воспоминаниям.

Я сидела в комнате, держа на руках сына, которому в тот момент было всего пять месяцев. И тут зазвонил дверной звонок, оповещавший, что мой благоверный вернулся с работы. И хотя я много раз просила Андрея открывать дверь самому, он всегда отказывался это делать, объясняя тем, что так было принято у его родителей. Поэтому во избежание очередного скандала или внезапной вспышки ревности, я быстренько положила сына в кроватку и побежала открывать мужу дверь.

Андрей вошёл, начал разуваться и снимать верхнюю одежду, я же опрометью метнулась к электрической плитке, чтобы разогреть ужин и переложить его в тарелку до того момента, когда муж сюда зайдёт.