Шаги навстречу - [12]

Моя любимая Эмили,

Привет тебе из Города любви и света! Мы с твоим дедушкой празднуем сороковую годовщину нашего брака веселее, чем праздновали двадцатую. Жизнь, прожитая бок о бок, становится все лучше и лучше! С нетерпением ждем возвращения, чтобы успеть на вашу с Деллом свадьбу. Ты нашла настоящее сокровище. Крепко держись за него. Лет через двадцать, когда у вас за плечами будет пара десятилетий брака, я представляю, как вы оба будете стоять здесь, в Париже, отмечая прожитые вместе годы. Впереди вас ждут многие-многие годы любви. До скорой встречи!

Je t’aime! — Я тебя люблю! — Бабушка Грейс.

— Я и не знал, что это открытка.

Слова застают меня врасплох, я роняю рамку на ковер. К счастью, она не разбивается.

— Кейд! Что ты здесь делаешь?

— Ничего. Просто увидел, что ты здесь… стоишь грустная.

— Просто задумалась о прошлом.

— О грустном прошлом.

— Нет… о прошлом.

Откровенно признаться, на самом деле, когда он ко мне подкрался, я не столько вспоминала прошлое, сколько думала о том, что нас ждет в настоящем и будущем, которое кажется крайне неопределенным. Будущее, предсказанное бабушкой Грейс, ничуть не походило на то, как в действительности сложилась жизнь.

При мысли об этом хотелось плакать.

— Можно посмотреть? — просит он, указывая на открытку. Я протягиваю ему, и он тут же ее переворачивает, чтобы рассмотреть фотографию. — Это же бабушка Грейс, верно? А это дедушка?

— Верно.

— Бабушка такая молодая. — Он еще раз переворачивает фото и читает послание. Прочитав, отдает открытку. — Очень изящно.

— Да, изящно, — отвечаю я, изумленная тем, что он выбрал именно это выражение, которое использовал дедушка для описания всего на свете. «Как прошли каникулы, дедушка?» — «Вполне изящно». «Что скажешь о фильме?» — «За весь год не видел более изящного фильма». «Знаешь… это изящные дети. Все делают правильно, я бы сказал».

— Ты улыбаешься. Что смешного?

— Ничего. Я тебе рассказывала, что эта открытка задержалась на почте?

Он качает головой:

— Ты даже не говорила, что это открытка.

— Что ж, было это так: дедушка с бабушкой отослали ее домой из самой Франции. Наверное, она плыла на очень медленном теплоходе. Однако успела как раз вовремя — пришла в день моей свадьбы. Почтальон принес ее, когда мы выходили из дому, направляясь в церковь. Это был самый лучший подарок. — Я запнулась, вспоминая тот день — счастье и удивление от того, что открывается новая глава в моей жизни, радостное предвкушение от вступления на непознанную территорию с лучшим другом и одновременно страх неизвестности. — Я так нервничала. Как, наверное, и любая невеста. Но эта маленькая записочка от бабушки — как раз то, что мне было нужно, чтобы успокоиться. — Я опять запинаюсь, вновь беру снимок и смотрю на Эйфелеву башню. — У нас с папой и настоящего медового месяца не было, но я заставила вашего отца пообещать, что на двадцатилетие свадьбы мы отправимся в Париж. Как предсказывали бабушка с дедом. — Я почувствовала, как гаснет моя ностальгическая улыбка.

— Это же в этом году, верно?

Я киваю:

— Тринадцатого декабря.

— И?.. Поедете?

Что на это ответить? Для начала я медленно вздохнула, раздумывая над тем, насколько все… сложно. Суровая правда жизни в том, что двадцатую годовщину свадьбы, о которой я так мечтала, мы вообще вряд ли будем отмечать. И дело не только в здоровье Энн, но и в деньгах. Подобный вояж обойдется в тысячи долларов, и, пока мы завалены медицинскими счетами, об этом не может быть и речи. Но хуже всего то, что я сомневаюсь, учитывая наши бесконечные ссоры, что наш брак продержится оставшиеся до декабря полгода.

— Посмотрим, — отвечаю, а потом засовываю фотографию назад в рамку и ставлю ее на комод.

Когда мы с Кейдом входим в гостиную, где неспешно протекает беседа с тетушкой Бев, я искренне поражаюсь тому, что в восемьдесят один год у нее настолько живой ум, что она может дать фору даже Энн с Бри.

Свободное место на диванчике только рядом с Деллом. Я ставлю на кофейный столик кувшин с лимонадом и сажусь на пол.

— Значит, ты утверждаешь, — говорит Энн, — что вдруг, ни с того ни с сего, сидящий рядом с тобой парень просто протянул руку и взял твое печенье?

— Вот именно! — настаивает Бев. — Только это было не просто печенье, а одна из тех вкуснейших бисквитных печенюшек, которые я приберегала для того, чтобы в полете смотреть кино.

— И что ты сделала? — спрашивает Бри.

— Какое-то время я просто сидела, сбитая с толку. В конце концов у меня хватило смелости поинтересоваться у него, кто дал ему право воровать мою еду. А он мне отвечает: «Не понимаю, о чем вы, мадам». Как будто не он только что схрумкал мое печенье. На его усах все еще были крошки. Боже мой, я видела обе обертки — его и свою — у него на подносе рядом с арахисом! Я подождала пару минут, потом нажала кнопку вызова стюардессы. Когда она подошла, я спросила, нельзя ли мне еще печенье, потому что мое куда-то запропастилось. А еще я попросила свежего чая, поскольку свой я выплеснула на сидящего рядом джентльмена. — Она захихикала, потом продолжала: — «Не понимаю, о чем вы», — повторил сосед. А когда он опустил взгляд на свои шорты, я вылила целую чашку чая прямо ему на колени! Бедняга чуть головой обшивку самолета не пробил. Когда у него перестало дымиться причинное место, вернулась стюардесса с чаем и печеньем и сообщила мне, что меня пересадили в первый класс! — Она опять выдерживает эффектную паузу и спрашивает: — А вам известно, что в первом классе всем дают тапочки? И горячие влажные полотенца, чтобы освежиться? Надеюсь, завтра, на обратном пути, я тоже выбью себе местечко в первом классе.