Шафрановые врата - [146]

— Но ты видела Этьена, — сказал он. — Я ходил в Шария Зитун сегодня. Манон сказала мне, что ты была там. Она сказала мне… — он замолчал, и я выжидающе посмотрела на него. — Теперь ты понимаешь, почему я не сказал тебе об Этьене сразу же? Теперь ты понимаешь, что я хотел защитить тебя? Я знал, что не смогу удержать тебя и тебе откроется правда — уж Манон постаралась бы, чтобы ты узнала все, — но я хотел… Прости. Я был эгоистом. Я хотел, чтобы ты еще несколько дней… Я хотел…

Я присела на скамью. Он больше ничего не сказал и сел напротив меня. Наконец я заговорила:

— Я все понимаю, Ажулай. Но я не совсем хорошо себя чувствую.

Как только я произнесла эти слова, я вдруг подумала о Баду. Последнее, что он помнил обо мне, — это как я била Этьена по лицу и пронзительно кричала. Я прикрыла глаза рукой, представив искаженное болью и страхом лицо мальчика, когда он подбежал к Фалиде, и выражение их лиц, когда они убегали со двора.

Они наверняка считали, что я не лучше Манон. Теперь я была для них женщиной, которая кричит и бьет.

— Сидония!

Голос Ажулая отвлек меня от неприятных мыслей, и я опустила руку.

— Я думала о Баду, — сказала я. — Бедный ребенок!

— Это нелегкое испытание для него. Однако же многие дети в Марокко… во многих местах… У него есть крыша над головой, и он не голодает, — сказал он. — Я пытаюсь сделать его жизнь немножко лучше.

Я кивнула.

— Я рада, что у него есть ты. Невыносимо думать, что он растет возле Манон. Но что просто разрывает сердце, — я сорвала с головы покрывало, совсем забыв о муже Мены в тот момент, — так это мысль о том, что ему предстоит перенести.

— Перенести?

— Ну, ты знаешь. Болезнь. Хорея Гентингтона. Конечно, Манон это не волнует; она, возможно, считает, что к тому времени, как он станет взрослым и болезнь проявится, она уже умрет. Так зачем же беспокоиться?

— Я не понимаю, — сказал Ажулай.

Я пристально посмотрела на него.

— Чего ты не понимаешь?

— У Манон она не проявляется. Почему она должна проявиться у Баду?

— Но Этьен, он ведь болен.

— Да. Он его дядя, но эта болезнь передается только от родителей. Разве нет? Так сказала мне Манон.

Я покачала головой.

— Ажулай, разве ты не знаешь? Манон никогда не говорила тебе, что Баду — сын Этьена?

Ажулай чуть отстранился.

— Манон не знает наверняка, кто его отец.

Я сглотнула, не веря своим ушам.

— Но она знает. Она сказала мне, что его отец — Этьен, когда рассказывала об их отношениях. Сегодня днем. И Баду — это плод их связи.

Ажулай встал и быстро зашагал по двору, явно пытаясь сдержать гнев. Затем он вернулся и снова сел напротив меня. Он покачал головой, уставившись на стену над моей головой. Я уже достаточно хорошо его знала, чтобы понять, что он о чем-то размышляет. Наконец он посмотрел мне в глаза.

— Манон была с Этьеном до того, как он уехал в Америку, это правда. Но она была также еще с двумя мужчинами, причем одновременно: с евреем из Феса и испанцем из Танжера. А Баду родился через десять месяцев после того, как Этьен уехал в Америку. Поэтому его отец или еврей, или испанец.

Я услышала тихое воркование голубя на высокой стене позади Ажулая.

— Но…

И снова Ажулай покачал головой.

— Сидония, Манон утверждает это, чтобы добиться своей цели. Она сказала тебе очередную ложь, а ты продолжаешь ей верить.

— Своей цели?

— Ее цель — навредить тебе. С первого дня нашего с тобой знакомства я увидел, как Манон к тебе относится, и понял, что она делает. Сначала главной причиной этого была ревность, и я понимал, что она усиливается с каждым днем, потому что не только Баду тянется к тебе, но также… — он умолк.

— Главной причиной? Что ты имеешь в виду?

— Она ревнует, поскольку допускает, что ее брат любил тебя. Даже несмотря на то что он ей не нужен — ведь она уже достигла своей цели, — она не может смириться с мыслью, что он любит кого-то еще. Он ей нужен весь, целиком и полностью. — Он прислонился к стене. — Манон такая. Конечно же, ты сама видишь это.

Я смотрела на его губы, когда он говорил.

— Она терпеть не может чувствовать себя второсортной; как она сама говорит, она всегда ощущала себя такой, пока не выросла. И поэтому сейчас… Она должна быть главной женщиной для каждого мужчины в ее жизни. Ей не нужны соперницы, даже в отношении ее сына. — Он замолчал. — Она не хочет делиться с тобой никем. Никем! У тебя есть тому доказательство. — Он наклонился вперед, взял меня за руку, перевернул ее и потрогал своим большим пальцем небольшую отметину на моей ладони. — Вот что она сделала, когда узнала, что я хочу провести время с тобой. Вот как она навредила тебе.

Я все еще думала о том, что Манон, как сказал Ажулай, ревнует Этьена ко мне.

— Он проявил слабость, — сказала я, пытаясь, чтобы это не прозвучало враждебно. — Если бы он действительно любил меня, как она допускает, он не ушел бы так, как он это сделал.

Рыжий кот прокрался во двор, остановился и внимательно смотрел на что-то в кустах, помахивая хвостом из стороны в сторону.

— Она сказала Этьену, что Баду его сын, чтобы он дал ей больше денег, — заключила я.

Ажулай кивнул.

— Отчасти это так. Она хотела, чтобы он ее обеспечивал, — якобы ради Баду. Но я думаю, изначально она просто, взывая к его совести, просила у него денег как у дяди Баду.