Шабоно - [18]

— Жаль, что она не смогла заставить смерть подождать еще самую малость, — сказала я с тоской.

— Это не имеет значения, — сказал Милагрос, поднимая глаза от ступы. Лицо его было бесстрастно, но в черных глазах блестели слезы. Его нижняя губа дрогнула, потом скривилась в полуулыбку. — Все, чего она хотела, — это чтобы ее жизненная сущность снова стала частицей ее народа.

— Это не одно и то же, — возразила я, не вполне понимая, что имеет в виду Милагрос.

— Ее жизненная сущность находится в ее костях, — сказал он так, словно прощал мне мое невежество. — Ее пепел вернется к ее народу, в лес.

— Ее нет в живых, — настаивала я. — Что толку от ее пепла, если она хотела увидеть свой народ? — При одной мысли о том, что я никогда больше не увижу эту старую женщину, не услышу ее голоса и смеха, на меня снова нахлынула безудержная печаль. — Она так и не рассказала, почему была уверена, что я пойду вместе с ней.

Милагрос заплакал и, выбрав уголья из костра, стал тереть ими свое мокрое от слез лицо.

— Один наш шаман сказал Анхелике, что хотя она и покинула свою деревню, умрет она среди своего народа, а душа ее останется частью родного племени. — Милагрос жестко взглянул на меня, словно я собиралась его перебить. — Этот шаман уверил ее, что об этом позаботится девушка с волосами и глазами такого цвета, как у тебя.

— Но я думала, что ее народ никак не контактирует с белыми, — сказала я.

Слезы текли по лицу Милагроса, пока он объяснял, что в прежние времена его народ жил ближе к большой реке. — Теперь о тех днях помнят лишь немногие оставшиеся в живых старики, — сказал он тихо. — А позднее мы стали все дальше и дальше уходить в лес.

Я не вижу больше причины продолжать этот переход, подавленно думала я. Без этой старой женщины что мне делать среди ее народа? Она была главной причиной моего пребывания здесь.

— Что мне теперь делать? Ты отведешь меня обратно в миссию? — спросила я и, увидев недоумение на лице Милагроса, добавила: — Ведь принести ее пепел — это не одно и то же.

— Это одно и то же, — произнес он вполголоса. — Для нее это было важнее всего, — прибавил он, цепляя один из калабашей с пеплом мне на пояс.

Мое тело на мгновение застыло, потом расслабилось, когда я заглянула в глаза Милагроса. Его почерневшее лицо было полно благоговения и печали. Мокрыми от слез щеками он прижался к моим щекам и подчернил их угольями. Я робко тронула калабаш, висевший у меня на поясе; он был легок, как смех старой женщины.

Глава 5

Два дня мы, все убыстряя ход, без отдыха взбирались и спускались по склонам холмов. Я настороженно следила за безмолвной фигурой Милагроса, то появляющейся, то исчезающей в лесном сумраке. Торопливость его движений лишь усиливала мою неуверенность; временами мне хотелось заорать на него, чтобы он отвел меня обратно в миссию.

День над лесом помрачнел, а тучи из белых стали сначала серыми, затем и вовсе почернели. Тяжко и давяще они нависли над кронами деревьев. Тишину взорвал оглушительный раскат грома; вода потоками хлынула на землю, с беспощадной яростью ломая ветки, срывая листву.

Дав мне знак укрыться под гигантскими листьями, которые он успел нарезать, Милагрос присел на землю. Я же вместо того, чтобы подсесть к нему, сняла рюкзак, сняла висевший у меня на поясе сосуд с истолченными костями Анхелики и стащила с себя майку. Теплая вода благодатными струями забила по моему измученному телу. Намылив шампунем сначала голову, затем все тело, я смыла с кожи весь пепел, весь запах смерти. Я повернулась к Милагросу; его почерневшее лицо изможденно осунулось, а в глазах стояла такая печаль, что я пожалела о той поспешности, с какой принялась отмываться. Нервными движениями я стала стирать майку и, не глядя на него, спросила: — Мы ведь уже почти дошли до деревни? — По моему разумению, выйдя из миссии, мы прошагали далеко за сотню миль.

— Мы придем туда завтра, — сказал Милагрос, разворачивая маленький сверток из обвязанных лианами листьев с жареным мясом. Уголки его рта приподнялись в лукавой улыбке и резче обозначили морщины вокруг раскосых глаз. — То есть, если мы будем идти моим шагом.

Дождь стихал. Тучи разошлись. Я глубоко задышала, наполняя легкие чистым свежим воздухом. Долго еще после того, как дождь прекратился, с листвы падали капли.

Поймав отражение солнца, они ослепительно сверкали, словно осколки стекла.

— Я слышу, кто-то идет, — прошептал Милагрос. — Не шевелись.

Я ничего не слышала — ни птичьего голоса, ни шелеста листвы. Только я хотела сказать об этом, как треснула ветка, и на тропе перед нами появился нагой мужчина. Он был немного выше меня — примерно пять футов четыре дюйма. Интересно, подумала я, что делает его более мощным на вид — его мускулистая грудь или нагота. В руках у него был большой лук и несколько стрел. Лицо и тело были покрыты красными извилистыми линиями, которые тянулись по бокам вдоль ног и заканчивались точками вокруг колен.

Чуть позади него на меня таращились две молодые женщины. В их широко раскрытых темных глазах замерло изумление. Пучки волокон, казалось, вырастали у них из ушей. В уголках рта и нижней губе торчали палочки величиной со спичку. Вокруг талии, на предплечьях, кистях рук и под коленками виднелись повязки из красных хлопковых волокон. Темные волосы были коротко острижены и так же, как у мужчины, на их макушках были выбриты широкие тонзуры.