Сфинкс - [67]

Шрифт
Интервал

Люди, между тем, громко говорили, что мисс Роза была любовницей Яна, может быть даже тайно с ним повенчалась. Аннибал завидовал его богатой женитьбе! Философ! Что же касается Яна, то он принимал жаркие проявления чувства за особенность натуры англичанки, ничего не понимая и ни о чем не хотел догадываться.

После нескольких недель напрасных усилий учительница стала молчаливой и печальной. Целые дни она проводила молча, на кушетке или у мольберта с кистью в руках, но не в состоянии писать. Раз ее нашел Ян в печальном раздумье и, медленно приблизившись, взял ее за руку, тихо говоря:

— Мисс Кромби, что с вами?

— Что со мной? — спросила, подняв глаза в слезах. — Что со мной? Не знаешь?

— Откуда же мне знать? Я вижу только с некоторых пор печаль, рассеянность, задумчивость, но причины не знаю. Скажи мне откровенно!

— Не знаешь причины! Не знаешь! — печально повторила она. — И, быть может, никогда ее не узнаешь. Зачем? К чему? — добавила про себя.

— Надеюсь, что ты мне скажешь! — продолжал Ян. — Может быть, сумею утешить, посоветовать, может…

— Если бы ты захотел! Или вернее, если б мог!

— Разве можешь сомневаться в моем желании? Но в моей ли это власти?

— В твоей и не в твоей! Мог бы, но не можешь. О! не спрашивай, Ян, не спрашивай, зачем тебе знать, чем больна твоя бедная сестра? Это болезнь неизлечимая, печальная, она кончается смертью. А смерть, дорогой мой брат, это сон без пробуждения, сон без мечтаний, говорит наш Шекспир… Кто знает, без мечтаний ли? Кто знает, что это за сон?

И впервые, под властью сильного чувства, мисс Роза, вслед за смертью и телесным разрушением бросила великое: Peut-être? [17] раньше для нее не существовавшее. Раньше она видела небытие там, где теперь бьющееся чувством сердце уже намекало ей на какое-то существование. Никогда холодный, не опирающийся на чувство разум не поведет человека в эти недоступные страны. Всегда проводником путника сердце. Вера тоже не в разуме, а в сердце; в руках любопытного разума она распадается, как лучи радуги, когда их пожелает схватить ребенок.

— Нет, — добавила, — это вечный сон, это забвение, уничтожение и больше ничего.

И встала от мольберта, разбросав кругом все, что держала в руках. Она упала на кушетку и начала плакать.

— Мисс Роза, ради Бога умоляю, скажи, в чем дело?

— Ради Бога? — улыбнулась она, и ужасное богохульство вырвалось из больной души. — Разве можно его считать существом, полным доброты, если его дети столько страдают, существом, которое глядит неизвестно куда и не протянет им руки?

Ян остолбенел.

— Ты страдаешь, — сказал, — разделим это страдание, пожалуйста, откройся мне, скажи! Ты знаешь, мисс Кромби, что я люблю тебя, как брат, что я отдал бы жизнь за тебя.

— Да, — шепнула англичанка, — только как брат! Зачем мне твоя жизнь, если не могу обладать твоим сердцем? Не проси, — громко добавила, — не надо тебе знать: ты мне не поможешь, Ян; это неизлечимая болезнь.

— Облегчить ее все-таки можно?

— Нет! Только ухудшить!

— Дорогая мисс Кромби!

Она посмотрела на него безумным взглядом.

— Ян, не спрашивай, ради Бога, того Бога, которым ты меня заклинал!

— Тайна! Тогда не хочу знать.

— У меня нет тайн от тебя….

— Что же ты тогда скрываешь?

Лицо девушки опять покрылось румянцем, она вздохнула, подумала, потом сказала, как бы внезапно пораженная новой мыслью:

— Послушай, — сказала, — дай мне слово, слово честного человека, а ты знаешь, как я высоко ставлю человеческое достоинство; что, о чем бы ты ни узнал от меня, это нисколько не изменит наших отношений.

— Разве ты можешь сомневаться, мисс Роза? — воскликнул Ян, у которого появилась мысль, что она кого-то полюбила, что она подозревает его в любви к себе и не может быть взаимной. Он покраснел, задрожал.

— Если ты любишь кого, сестра, — ответил торопливо, — если любишь, почему же не можешь мне сказать? Ты думаешь, что я тоже люблю тебя втайне? Не так ли? Тебе бы не хотелось признанием в любви к другому оттолкнуть того, кому ты оставила только дружбу? О, мисс Роза! Как ты меня не знаешь! Разве бы я осмелился любить тебя, поднять глаза так высоко? В этот дом, куда ты меня ввела с благородным доверием, войти с мыслию соблазнителя, с затаенным планом? Изменой платить за дружбу? Ты этого мнения наверно; но клянусь тебе, брат не любит тебя больше, не любит чище, не любит иначе!

Эти слова, высказанные с увлечением, Роза выслушала вскочив на ноги и опять упала, закрыв лицо руками. Признание Яна поразило ее в сердце.

— Что такое? — спросил он погодя, — не хочешь отвечать? Сердишься? Сомневаешься?

Женщина плакала.

— Ради Бога! Я с ума сойду! — вскричал Ян. — Объясни мне, сжалься.

— Ив этом мое несчастье, что ты меня понять не можешь, — плача и опускаясь к его ногам сказала англичанка. — Не понимаешь, что я тебя люблю; не понимаешь, что ты убил меня; что я хочу быть твоей; что ты один для меня на свете; что без тебя я тело без души, потерянная, мертвая.

Ян слушал и не понимал, уставился в нее, задрожал и кинулся к двери. Роза побежала за ним с необузданным порывом, схватила его за руку, сжала до боли и воскликнула:

— Ты дал мне слово, что бы я ни сказала, ничто не изменит наших отношений. Ты дал слово, помни! Не уходи, я ведь умру. Ян мой! Не уходи, не оставляй меня одну. Я ничего не хочу от тебя, только чтоб ты остался со мной. Забудь о том, что я говорила, если можешь; я буду весела, буду спокойна, но не уходи от меня. Чего ты хочешь? Улыбки? Пения? Я прикинусь веселой, пустой, запою, даже буду делать вид, что я спокойна, хотя сердце у меня будет гореть, но не уходи! Ибо, — добавила медленно и с силой, — даю тебе слово женщины и слово человека: если убежишь, умру. Не буду ждать смерти и сидеть со сложенными руками, но сама пойду ей навстречу. Да, умру!


Еще от автора Юзеф Игнаций Крашевский
Фаворитки короля Августа II

Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.


Неустрашимый

«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».


Кунигас

Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.


Король в Несвиже

В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.


Старое предание

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.


Сумасбродка

«Сумасбродка» — социально-психологический роман классика польской литературы Юзефа Игнация Крашевского (1812-1887).


Рекомендуем почитать
Из «Матросских досугов»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.


Кровавая фиеста молодого американца

Выдающийся киносценарист Валентин Ежов прожил счастливую жизнь в кино, поскольку работал почти со всеми крупнейшими режиссерами страны, такими как Марк Донской, Борис Бариет, — Владимир Басов, Григорий Чухрай, Яков Сегель, Георгий Данелия, Лариса Шепитько, Андрон Михалков-Кончаловский, Витаутас Жалакявичус и другие, а также Серхио Ольхович (Мексика), Ион Попеску-Гопо (Румыния), Токио Гото (Япония). Лишь однажды у Валентина Ежова произошла осечка: когда он написал Сергею Бондарчуку для его фильма о Джоне Риде сценарий «Кровавая фиеста молодого американца», режиссер его отверг.


Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.


Повесть об отроке Зуеве

Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.


Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!»

«Кто любит меня, за мной!» – с этим кличем она первой бросалась в бой. За ней шли, ей верили, ее боготворили самые отчаянные рубаки, не боявшиеся ни бога, ни черта. О ее подвигах слагали легенды. Ее причислили к лику святых и величают Спасительницей Франции. Ее представляют героиней без страха и упрека…На страницах этого романа предстает совсем другая Жанна д’Арк – не обезличенная бесполая святая церковных Житий и не бронзовый памятник, не ведающий ужаса и сомнений, а живая, смертная, совсем юная девушка, которая отчаянно боялась крови и боли, но, преодолевая страх, повела в бой тысячи мужчин.


Перстень Борджа

Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.


Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.


Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.


Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.