Сфинкс - [121]
Немец не без страха решился войти в помещение, где второй лев в клетке, лишенный товарища и запертый в загородке, оба рычали вовсю.
Мамонич только теперь почувствовал сильную боль в левой руке, израненной львом, ушел незаметно и направился к доктору.
Час спустя с перевязанной рукой он лежал на кровати; но несмотря на боль и жар, схватил глину и на доске, опирающейся на край кровати, лепил разъяренного зверя, не чувствуя, как бежит время, как рвет руку, а жар усиливается. Глина под его пальцами оживлялась, раскрывала пасть и рычала; скульптор в сердце радовался своему творению.
По городу между тем с каждым часом ходили все более и более странные слухи. Рассказывали уже, что лев растерзал двоих мужчин, двоих детей и пять лошадей; говорили, что какой-то незнакомец, наконец, при помощи волшебства запер его в конюшне, и передавали это с такими подробностями, что не верить казалось невозможным. Доктор, который осматривал руку Тита, поспешил рассказать знакомым, как сильно и глубоко впились когти льва в человека, сколько задели жил, сколько вырвали мяса.
Под вечер все эти слухи долетели до Яна, а тот, не успев даже надеть фуражку, побежал на Бакшту. Но как он удивился, застав Тита на кровати за лепкой, возбужденного, очевидно в жару, но не бросающего работы.
— Видишь, сумасброд, чего тебе стоит лев!
— У меня лев! Лев! — перебил с увлечением скульптор. — Не говори мне, чего он стоит; это все пустяки! Что такое небольшая рана! Я бы купил его дороже, пожалуй, даже стал бы калекой! Посмотри на него! Теперь не хватает лишь Геркулеса. Разве скверный вид? Или не сильные лапы? Нехорошо раскрыта грозная пасть? Теперь, ради Бога, Геркулеса! А увидишь мою группу! Мог ли я лепить этого зверя с герба, где он с завитой гривкой и с поднятым хвостиком, как усы кавалериста, с улыбкой и грацией держит герб Великобритании? Тьфу! Я предпочел бы никогда больше не коснуться глины, не лепить, не высекать из камня, не трогать мрамора, но обделывать балки… Лев, лев, что за прекрасное животное! — восклицал он, все больше увлекаясь. — Какая в нем сила и ловкость, несмотря на столь продолжительный плен! Как у него спуталась его длинная, светлая грива! Как блестел его хребет! Жалко, что ты его не видал! Прекрасное, чудное зрелище и готовая модель для св. Иеронима!
Ян журил его, а Тит смеялся, счастливый и лихорадочно возбужденный. Всю ночь потом мечтал о борьбе со львом, воображая себя Геркулесом. На другой день он ослабел от потери крови и боли и проспал весь день. Доктор не очень-то был доволен его рукой, но вопреки всем ожиданиям рана заживала и художник быстро выздоравливал. Так счастье и радость являются действительным лекарством даже для ран.
Лев, в общих очертаниях слепленный еще в первые же минуты, старательно обмотанный мокрыми тряпками, чтобы можно было его позже закончить, вырос, наконец, до натуральных размеров и занял полкомнаты Тита, который его любовно заканчивал, исправлял, наконец, отбросил резец и промолвил:
— Довольно; чувствую, что дальше я бы его испортил.
Этот прелестный образец, старательно запираемый на ключ, стал сокровищем скульптора; он ежедневно смотрел на него и только вздыхал, думая, где он найдет Геркулеса для такого льва, столь прекрасного выражением силы и бешенства. Сначала рана, а потом рубец после нее сделались для Тита памяткой, воспоминанием, которым он даже немного хвастался.
Обыкновенные люди, не понимая вовсе этой сцены, считали его попросту сумасшедшим; а итальянец Риги, скопировавший Моисея Микеланджело для входа в кафедральный собор, подражатель без души, первым насмехался над увлекающимся художником; он смеялся над ним до слез. С этих пор наш скульптор считался ненормальным, но чем это могло ему помешать, раз он так прекрасно умел пренебрегать людской болтовней, и если он обладал внутренней мощью?
XIII
Ян боролся, но только с судьбой! Тяжела борьба, когда она возобновляется ежедневно и безуспешно, а всегда побеждаемый человек все больше теряет силы!
Дома, при большой экономии, запасы были на исходе и близился момент, когда не будет спасения. Уехать из Вильно с Ягусей и ребенком не хватало средств. Ян ходил как помешанный, не будучи в силах взяться за работу, или сидел у люльки и, глядя на дитя, думал. С каждым днем хуже, все хуже. Мамонич старался помочь, но напрасно. Он уговаривал Яна работать, тот брался за картину, но без увлечения, и вскоре бессильно ронял кисть. Ему недоставало высшего вдохновения, недоставало мужества, которое дает вера; он чувствовал себя связанным этой непрерывной заботой о судьбе жены и ребенка, которая преследовала его даже во сне.
— Да, — повторял он в бессонные минуты, глядя на спящую рядом с люлькой жену, — художник не должен иметь ни жены, ни детей, ни семьи. Отречься от всех ради искусства, уметь, как Тит, быть довольным в бедности и жить сухим куском хлеба, обходиться без сочувствия, заранее презреть зависть и глупость. Для всего этого мне не хватило сил, а голубые глаза, давшие мне столько счастья, теперь отняли у меня храбрость… Будем работать! Слава уже для меня слишком высоко; надо отказаться от святых волнений восторга, которого я уже не могу испытывать, жить только ради нее и ради ребенка, быть ремесленником… А! Все для них! Что мне самому надо!..
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.
Художественно-документальная повесть о первом русском кругосветном путешествии шлюпов «Надежда» и «Нева» под командованием И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского, предпринятом в 1803–1806 гг. для снабжения колоний в Русской Америке.
Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.
Череванский Владимир Павлович (1836–1914) – государственный деятель и писатель. Родился в Симферополе, в дворянской семье. Сделал блестящую карьеру: был управляющим московской контрольной палатой; в 1897 г. назначен членом государственного совета по департаменту государственной экономии. Литературную деятельность начал в 1858 г. с рассказов и очерков, печатавшихся во многих столичных журналах. Среди них особое место занимал «Сын отечества», где в дальнейшем Череванский поместил многочисленные романы и повести («Бриллиантовое ожерелье», «Актриса», «Тихое побережье», «Дочь гувернантки» и др.), в которых зарекомендовал себя поклонником новых прогрессивных веяний и хорошим рассказчиком.
Историческое сочинение А. В. Амфитеатрова (1862-1938) “Зверь из бездны” прослеживает жизненный путь Нерона - последнего римского императора из династии Цезарей. Подробное воспроизведение родословной Нерона, натуралистическое описание дворцовых оргий, масштабное изображение великих исторических событий и личностей, использование неожиданных исторических параллелей и, наконец, прекрасный слог делают книгу интересной как для любителей приятного чтения, так и для тонких ценителей интеллектуальной литературы.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.