Сфагнум - [84]
— Нет, Шульга. Без меня.
Шульга встал с лавки.
— Тогда пока, Хомяк.
— Тогда пока, Шульга.
Хомяк заскочил в дом, наскоро переоделся, взял спортивную сумку с надписью «Мукачево», бросил полный тоски взгляд на майку с олимпийскими кольцами, в которой, как он верил, мог ходить когда-то Путин, коротко кивнул приятелю, на которого эта майка была одета, и шагнул за калитку. Шульга проводил его взглядом.
— Стой! — крикнул он.
Подошел к Хомяку и порывисто приобнял его, похлопав по спине. Хомяк, опешивший от такого неожиданного проявления не существовавшей никогда между ними дружбы, похлопал одной рукой по плечу Шульги и поправил сумку, неожиданно тяжело, с металлическим звяком, ударившую того под ребра.
— Что у тебя там? — спросил Шульга удивленно.
— Да. Хлама всякого набрал. Ношу с собой, — отмахнулся Хомяк.
— Бывай, братан, — сердечно произнес Шульга. — Надеюсь, увидимся!
— Мы еще наворуем рыжья мешок и сверху кучку! — впервые за все время искренне улыбнулся Хомяк.
Он надеялся, что Шульга в душевном порыве снимет майку Путина и подарит ему. Но Шульга не снял и не подарил.
Глава 21
— Вот, зырь. Сюда зырь, на клешню! Видишь перстак, на безымяхе? Мне его в оршанском ИТК набили. Прямоугоха, залитая сплошняком. Догоняешь, что значит? Нет? Ходок не было? Говорю, не сидел ни разу? Ни разу не сидел? Во-во — видно. Нормальный вроде баклан, а майка в штаны заправлена. Ты хоть знаешь, кто майку в штаны заправляет? А? Не знаешь? Колхозники! Ты б еще мобилу на шнурке на шею повесил. Фраерок, блядь! Это потому, что не сидел ни разу. У нас в нашем эсэсэсэре для мужиков две школы жизни. Там, на Западе, — колледжи-хуйоледжи, обсерватории и Монсеррат Кабалье. А у нас с тобой школы жизни две: зона и армия. Если бобер не сидел, ему в армии обычно мозг вставляют. А если бобер и не сидел, и в армию не попал, то вообще пиздец. Мы ж не на Западе! Это там — альтернативная служба, гражданское общество. А у нас если ты и нары не парил, и автомат не таскал, значит ты кто? Не мужик! Понимаешь? Не мужик! Так вот. Перстак. Про перстак я говорю. Ты не бойся, чего трясешься? Я ж за жизнь с тобой поговорить сел. Я б если хотел, я бы уже ебнул. Фиолетовая площадка на перстне означает, что я отбыл наказание от звонка до звонка. Понимаешь, что это значит? Нет? УДО не было. Рубишь, что такое УДО? УДО или «выхлоп» — это когда ведешь себя, как пионэр, зону подметаешь, мусорам улыбаешься. Тебя по УДО, условно-досрочке выпускают. Не, ну ты вообще как с луны упал. Феню не ботишь, мастей не читаешь. Тебя как вообще зовут?
— Маторышын.
— Что за имя?
— Ну, миня так усе знаюць.
— Откуда сам?
— С Барбарова. Трыццаць киламетрау ад Глуска. На Казаэсе работаю.
— Так зовут тебя как?
— Миша. Миша Маторышын.
— А чего говоришь, как колхозник? Что, сложно нормально говорить?
— У нас усе так гаварат.
— А в Глуске что за пасьянс у тебя?
— Падрад прыехау у испалком падписаць. Падписали ужэ. Можна дамой ехаць.
Беседа происходила в тени акаций, у неработающего фонтана, выявлявшего красоту глусского края изобразительными средствами позднего советского сюрреализма. Бассейн фонтана, выложенный бирюзовой плиткой, обильно порос травой. Когда-то здесь были брызги и шум струй, теперь фонтан напоминал скорей охладительный резервуар заброшенного атомного объекта: металлические трубки, символизировавшие деревья глусского края, заржавели и торчали, как сгнивший зуб из пораженной цингой десны. Аист, символизировавший красоту животного мира глусского края, потерял в лихие девяностые сделанную из латуни голову. Девушка, символизировавшая красоту людей глусского края, была сделана из менее ценного армированного бетона и потому сохранила свои плоские груди и каравай, который держала в руках. Но вандалы не пощадили черт ее лица, которые были безвозвратно утеряны.
— Дальше зыряй. На запяхи! Видишь браслеты? Их бьют тем, кто больше пяти лет нары парил. А вот тут четыре точки с точкой посередине. Между большим и указательным пальцем на ладони.
— У нас такия многа у каво. Мужыки сами сабе накалываюць: красива.
— Таких бобров, которые на зоне щи не ели и себе пятихатную накалывают, нормальные мужики обычно заставляют кожу ножом срезать. Потому что это ж не шутки! Это ж не «тату»! Это масти! А масти, Миша, это как у ментов погоны. Ну прикинь, если майор себя генералом снарядит. Ну пиздец ему сразу, согласен? По понятиям пиздец! Так и у нас. В нашем, Миша, мире. За шутки с мастями могут отвафлить. Точки эти значат, что человек парил в одиночной камере.
Румяный и загорелый Миша, с которым велась эта неторопливая беседа, очевидно страдал. Опыт подсказывал ему, что краткое введение в семиотику наколок закончится в лучшем случае отъемом какой-то части денег, в худшем случае — отдачей всех денег на добровольных началах. Поэтому он растирал пот под клетчатой рубахой, чесал себе макушку и искал способа убежать. Его собеседник, бледный, как плесень на тюремных стенах, покрытый дрянной редкой щетиной, оставлял впечатление ядовитого грибка, выросшего в сыром, прохладном месте. Он был одет в пиджак, который был ему очевидно велик, но зато делал плечи широкими. Под пиджаком была белая майка, которая легкой промышленностью выпускается с мыслью о бегунах, атлетах и других спортсменах, но в торговой сети востребована в первую очередь алкоголиками и деклассированными элементами. Майка выгодно обнажала миру часть наколок, покрывавших грудь, руки и шею говорящего с той же плотностью (и корявостью!), с какой стены иных сохранившихся первобытных пещер украшены древними наскальными рисунками.
Виктор Мартинович – прозаик, искусствовед (диссертация по витебскому авангарду и творчеству Марка Шагала); преподает в Европейском гуманитарном университете в Вильнюсе. Автор романов на русском и белорусском языках («Паранойя», «Сфагнум», «Мова», «Сцюдзёны вырай» и «Озеро радости»). Новый роман «Ночь» был написан на белорусском и впервые издается на русском языке.«Ночь» – это и антиутопия, и роман-травелог, и роман-игра. Мир погрузился в бесконечную холодную ночь. В свободном городе Грушевка вода по расписанию, единственная газета «Газета» переписывается под копирку и не работает компас.
Минск, 4741 год по китайскому календарю. Время Смуты закончилось и наступила эра возвышения Союзного государства Китая и России, беззаботного наслаждения, шопинг-религии и cold sex’y. Однако существует Нечто, чего в этом обществе сплошного благополучия не хватает как воды и воздуха. Сентиментальный контрабандист Сережа под страхом смертной казни ввозит ценный клад из-за рубежа и оказывается под пристальным контролем минского подполья, возглавляемого китайской мафией под руководством таинственной Тетки.
Эта книга — заявка на новый жанр. Жанр, который сам автор, доктор истории искусств, доцент Европейского гуманитарного университета, редактор популярного беларуского еженедельника, определяет как «reality-антиутопия». «Специфика нашего века заключается в том, что антиутопии можно писать на совершенно реальном материале. Не нужно больше выдумывать „1984“, просто посмотрите по сторонам», — призывает роман. Текст — про чувство, которое возникает, когда среди ночи звонит телефон, и вы снимаете трубку, просыпаясь прямо в гулкое молчание на том конце провода.
История взросления девушки Яси, описанная Виктором Мартиновичем, подкупает сочетанием простого человеческого сочувствия героине романа и жесткого, трезвого взгляда на реальность, в которую ей приходится окунуться. Действие разворачивается в Минске, Москве, Вильнюсе, в элитном поселке и заштатном районном городке. Проблемы наваливаются, кажется, все против Яси — и родной отец, и государство, и друзья… Но она выстоит, справится. Потому что с детства запомнит урок то ли лунной географии, то ли житейской мудрости: чтобы добраться до Озера Радости, нужно сесть в лодку и плыть — подальше от Озера Сновидений и Моря Спокойствия… Оценивая творческую манеру Виктора Мартиновича, американцы отмечают его «интеллект и едкое остроумие» (Publishers Weekly, США)
Книга представляет собой первую попытку реконструкции и осмысления отношений Марка Шагала с родным Витебском. Как воспринимались эксперименты художника по украшению города к первой годовщине Октябрьской революции? Почему на самом деле он уехал оттуда? Как получилось, что картины мастера оказались замалеванными его же учениками? Куда делось наследие Шагала из музея, который он создал? Но главный вопрос, которым задается автор: как опыт, полученный в Витебске, повлиял на формирование нового языка художника? Исследование впервые объединяет в единый нарратив пережитое Шагалом в Витебске в 1918–1920 годах и позднесоветскую политику памяти, пытавшуюся предать забвению его имя.
«Женщина проснулась от грохота колес. Похоже, поезд на полной скорости влетел на цельнометаллический мост над оврагом с протекающей внизу речушкой, промахнул его и понесся дальше, с прежним ритмичным однообразием постукивая на стыках рельсов…» Так начинается этот роман Анатолия Курчаткина. Герои его мчатся в некоем поезде – и мчатся уже давно, дни проходят, годы проходят, а они все мчатся, и нет конца-краю их пути, и что за цель его? Они уже давно не помнят того, они привыкли к своей жизни в дороге, в тесноте купе, с его неуютом, неустройством, временностью, которая стала обыденностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как может повлиять знакомство молодого офицера с душевнобольным Сергеевым на их жизни? В психиатрической лечебнице парень завершает историю, начатую его отцом еще в 80-е годы при СССР. Действтельно ли он болен? И что страшного может предрекать сумасшедший, сидящий в смирительной рубашке?
"И когда он увидел как следует её шею и полные здоровые плечи, то всплеснул руками и проговорил: - Душечка!" А.П.Чехов "Душечка".
Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.
Эта книга – сборник рассказов, объединенных одним персонажем, от лица которого и ведется повествование. Ниагара – вдумчивая, ироничная, чувствительная, наблюдательная, находчивая и творческая интеллектуалка. С ней невозможно соскучиться. Яркие, неповторимые, осязаемые образы героев. Неожиданные и авантюрные повороты событий. Живой и колоритный стиль повествования. Сюжеты, написанные самой жизнью.