Сфагнум - [29]

— Завтра пойдем клад искать, — обыденно, так, будто речь шла о рыбалке или походе за грибами, сказал Шульга.

— Надо лопату наточить, — предложил Серый, который чувствовал, что Шульга, как обычно, будет отдавать команды, Хомяк подремывать в сторонке, а все физические нагрузки придутся на его, Серого, долю.

— Глядите, телочка какая-то! — встревоженно замер Хомяк, показывая на дом, в котором они жили.

Возле калитки действительно замерла воздушная, похожая на сгусток тумана, девичья фигура. Можно было различить слегка старомодное летнее платьице, легкий платок, накинутый на плечи, копну светлых волос, лежавших на плечах.

— Настя! — выдохнул Шульга.

Приятели сделали еще несколько шагов и остановились. От девушки их отделяли дорога и кусты.

— А ничего такая! — липко хихикнул Хомяк. — Я бы вдул.

— Красивая, — согласился Серый.

— Настя, — повторил Шульга.

Он выглядел растерянным.

— Ну ты это, чувак, иди, — подбодрил его Серый. — А мы с Хомой по деревне прогуляемся. Может, кому пизды дадим.

— Нет, я хочу остаться, — не согласился Хомяк. — Пойдем познакомимся с малыхой!

— Говорю, прогуляемся мы пойдем! — галантно сгреб его под мышку Серый. — А ты давай, Шульга, времени не теряй. Общайся. Мы через часок какой будем.

— Спасибо, брат! — отозвался Шульга.

— Здрасьте! Меня Хома зовут! — громко крикнул девушке Хомяк и помахал ей рукой, но Серый уже волок того прочь от дома.

Шульга шел ей навстречу. Она внимательно смотрела на него. Выражения ее лица было не разобрать.

Серый и Хомяк молча шли по пустынной улице. Хомяк молчал, потому что злился на Серого за то, что тот не дал познакомиться с Настей. Серый молчал каким-то странным для него типом молчания: в этом молчании как будто была мечта о том, что когда-нибудь и его будут ждать вот так, молча и верно.

— Кореш у меня в детстве был, — решил Хомяк нарушить молчание. — Вместе машинам замки расколупывали. Как-то звонят ему в дверь, ну, думает, менты спалили. Открывает, а там — почтальон. Повесточка вам. Медосмотр, военкомат, забрили парня в армию и определили в ракетные войска. Сидел он на радаре ПВО и контролировал воздушное пространство. Малая ему, ясно, каждые две недели писала: верность храню, хуе-мое. А им после присяги дали два дня отпуска, и пошел он в город. Ясное дело, сразу к малой. Не позвонил, думал сюрприз сделать. Цветов купил. Большой такой букет. Приходит к малой, дверь открывает, а она верхом сидит на другом пацане и стонет так, а-а-а, а-а-а, приятно.

— И что? — неодобрительно спросил Серый.

— Ну, кореш ушел, букет маме подарил, а с малой той больше не знался, — заключил Хомяк.

— Врешь ты все, — со злостью в голосе сказал Серый. — Не было никакой малой.

— Ну, может, и не было, — легко согласился Хомяк. — Только я эту их сущность нутром чувствую. Никогда не женюсь. Драть буду, одну за другой, но не женюсь.

— Дурак ты, Хома, — уже спокойно, без злости, заключил Серый и снова погрузился в мечтательное молчание.

Вдали в темноте возник огонек от сигареты: курящего видно не было, но можно было определить, что затягивается он редко и глубоко.

— Смотри-ка! — оживился Серый и пошел быстрей. — Ты как на тему помахаться?

— Да я как-то не очень, — заныл Хомяк, — у меня колено болит, а ты ж знаешь, у меня коронный удар — с ноги. Тем более эти деревенские все на голову конченные. Одного покатишь — десять прибегут, с цепями.

— А чего, я готов голову кому пробить, — повысил голос Серый, понимая, что курящий его уже слышит. — Давно, кстати, не махался. Прям чешется въебать кому.

— Здарова, хлопцы! — приветливо отозвался голос из темноты. Курящий снова глубоко затянулся, и стало видно, что курит мужчина лет пятидесяти, тощий и морщинистый. — Може, выпить что есть?

— Не, нет. Курить дай! — бесцеремонно обратился к нему Серый.

— У, лютый каки! — похвалил мужчина. — На деда шчас с кулаками пойдзе!

Слово «дед» мигом перевело говорящего в ту возрастную категорию, к которой у Серого претензий не было.

— На, кури! — предложил говорящий раскрытую пачку.

— Да ладно, батя, не курю я, — отказался Серый. — Это я так, для знакомства.

— Гриня я. Гриня Люлька! — хихикнул мужичок. — Будема знакомы!

— Серый, — кивнул Серый. — А этот вот олигофрен — Хомяк.

Глаза приятелей привыкли к сумеркам, и они увидели, что мужчина сидит на ступенях какого-то полуразрушенного здания: одной стены нет вообще, через пустые оконные проемы видны силуэты выросших внутри деревьев.

— А что это за дом? — спросил Серый.

— Дык гэта ж клуб наш! Тутака у нас танцы были. Кагда я таки быу, как вы, — объяснил мужчина, — я тут нармальна весялиуся, усе баялись, усе знали Гриню. А шчас клуба нет, то я прыхажу па вечарам пакурыць. Делать-та нечыва, телевизар не идзе, сламауся.

— А кино у вас тут было? — поинтересовался Хомяк, думая украсть киноустановку и поставить ее на даче у родителей, чтобы смотреть мультфильмы, когда все кончится.

— Не, кина не было. Тольки библиятэка, — ответил Гриня.

— Как библиотека? — переспросил Серый.

— Ну так! Как у людзей, нармальная, — объяснял Гриня. — Во тут заход быу, — он показал на соседние щербатые ступени, ведущие в эту же руину.