Сезон охоты на мужей - [6]

Еще тогда же, в восемнадцатом году прошлого века, из храма была выброшена и уничтожена вся церковная утварь, сняты все украшения, уничтожена большая часть церковной библиотеки. Большевиков интересовали золотые и серебряные оклады, украшенные драгоценными камнями, которые можно было переплавить и продать. А сами иконы и книги они выкидывали прямо на снег, где их потом потихоньку подбирали немногочисленные верующие прихожане, которые еще имели в себе силу духа сопротивляться, пусть и не всегда явно, новой власти.

Благодаря этим людям, которыми руководил святой дух, не иначе, до наших дней и дожил чудотворный образ Николая Чудотворца, который по благословению епископа епархии был несколько лет назад торжественно возвращен в храм. С того дня и началось активное восстановление, а кое-где и строительство новой обители. А отцу Анатолию поручили надзор за ним и поиск будущих послушниц и сестер, поскольку монастырь, подразумевалось, будет женским.

— Петя, скажи, — внезапно произнесла Наташа, — а перед нами сегодня кто-нибудь приезжал?

Петя после разговора с Верой казался задумчивым. Он с трудом вынырнул, и голос его звучал растерянно:

— Сегодня? Строительные материалы привозили. Рабочая бригада приехала.

— А женщины приезжали?

— Сегодня вы первые.

— А ты нам скажешь, когда кто из женщин еще приедет?

Петя удивился странному интересу, но Наташа имела над ним особую власть. Перед этой долговязой дылдой, которая была выше его почти в полтора раза, Петя испытывал странный трепет. Отказать Наташе он не мог решительно ни в чем. И пообещал, что как только кто-нибудь приедет, Наташа узнает об этом от него первой.

Келья, куда привел их Петя, оказалась чистой, светлой и теплой. Она приятно пахла свежей сосной, из бревен которой и была срублена. На срезах еще виднелись подтеки смолы, и подругам здесь понравилось.

— Хорошо, когда новое.

Хуже было с мебелью. Кровати представляли собой наспех сколоченные из несортовых досок топчаны, на которых прямо на голых досках и полагалось спать.

— Ничего, на твердом для спины полезно спать.

— Очень уж шершаво, — с сомнением произнесла Наташа. — Могли бы хоть рубаночком ради нас пройтись. А то сплошные заусенцы. Ляжешь спать, наутро вся в занозах встанешь.

Петя мигом сбегал к плотникам, вернулся от них с рубанком и неумело, но очень старательно выстругал ложе для каждой из четырех подруг. И хотя работал он одинаково для всех, как-то так получилось, что топчан Наташи оказался глаже и лучше обструган, чем три остальных ложа. Когда стали сравнивать работу, это стало поводом для нескончаемых шуток над Наташей.

— Петя к тебе неровно дышит. Вон и кроватку для тебя какую приготовил. У нас ладонью не проведешь, а у тебя гладенько, хоть на коньках катайся.

— Отстаньте вы. У Пети жена. И дети.

— Будто бы это мужикам когда мешало!

— Я сюда с другой целью приехала.

Наташа даже разобиделась на своих подруг. Хлопнула дверью и ушла. Подруги застелили кровати: белье, одеяла и подушки они привезли с собой. На голых досках никто из них спать не стал. Сегодня на доски постелили одежду, какая нашлась, а на завтра решили заказать матрасы по Интернету. Постепенно келья принимала жилой вид. Появились иконки, салфеточки, даже маленький кактус откуда-то появился. Оказалось, что это Янкин любимец, которого она звала Прем Кокусом и уверяла, что Прем Кокус каждый год будет их радовать по весне волшебными темно-малиновыми цветами.

— Ты что, уже точно решила тут на многие годы остаться?

— А чего бегать? Место, посмотри, какое замечательное. Или тебе не нравится?

Катя промолчала. Ей здесь тоже нравилось. Но остаться в монастыре на многие годы… Нет, к этому Катя еще как-то не была готова.

Закончив обустраиваться, подруги пошли знакомиться с остальными послушницами. Рядом с их кельей находилось еще четыре таких же комнатки, двери выходили в общий коридор, в конце которого нашлась маленькая кухонька, в которой за раз могло поместиться не больше двоих человек. Тут можно было попить чаю, сделать себе бутербродик, и, пожалуй, это было и все. Потому что ни плиты, ни даже микроволновки тут не имелось.

Зато свет был и тепло было. Все тепло в кельи шло от печек-буржуек. А вот воду и канализацию еще не провели. Так что за водой приходилось ходить на колонку, а по естественным надобностям на улицу.

Катя, посетив оба этих места, как-то еще больше задумалась. И поэтому на вопрос Яны ответила уклончиво:

— Надо посмотреть, как здесь кормят.

Столовая, или, как ее тут называли, трапезная, находилась в старом здании, оставшемся еще с прошлого века. Было оно кирпичным. Его неоштукатуренные стены еще зияли кое-где провалами, но в окнах уже стояли стеклопакеты, наверху лежала железная крыша. В трапезной, куда сунули носы подруги, несколько дней назад настелили новые полы, установили лестницы, расставили в верхней и нижней зале все же те грубо сколоченные столы. Но вот ни тепла, ни света тут еще не имелось.

Поэтому, пока стояли морозы, чтобы едокам не замерзнуть и еду не застудить, обед приходилось вкушать внизу, в кухне, и делать это надо было партиями и очень быстро, потому что очередь из желающих стояла и во дворе. Подругам тоже пришлось подождать. Вера была вместе с ними. И как заметила Катька, после разговора с Петей подруга снова приобрела свою обычную жизнерадостность. Что бы ни тревожило Веру по дороге в монастырь, это осталось в прошлом.