Сезон охоты - [3]

Во-вторых, с момента смерти господина Рукавицына прошло уже полгода. Я взглянул на календарь: 5 июля. Через неделю будет ровно шесть месяцев.

Через неделю… в недельный срок… надлежит прибыть… А если я приеду позже? Что тогда?..

Моя фамилия тоже была Рукавицын. Если честно, тот почивший в бозе селянин действительно является (являлся) моим биологическим отцом, хотя мне на это было совершенно наплевать. Причём не только биологическим, но и юридическим: в моём свидетельстве о рождении он оставил-таки свой след.

Нет, это была не шутка. Похоже, меня приглашали принять участие в дележе наследства, на которое я, скорее всего, имел какое-то право. Я напряг память и вспомнил, как недавно мы бурно обсуждали на работе новый закон о наследстве. Там, если не ошибаюсь, фигурировал срок — полгода. Да, так и есть: в течение полугода с момента открытия наследства наследник имеет право заявить о своих притязаниях на него, и если эти притязания будут признаны законными, он вступает в права наследования. Ну, а если не заявил? Не знал, не успел? Тогда всё, прощай наследство, право на него теряется.

Двенадцатого июля исполняется полгода со дня смерти господина Рукавицына. По закону, до двенадцатого июля я ещё имею право на какую-то долю его наследства. Потому и сказано — в недельный срок. Ровно неделя отделяет меня от контрольной даты.

Не нужно мне никакого наследства от этого урода. Да, именно урода. Общепринятый принцип «о мёртвых либо хорошо, либо ничего» я не признавал, и потому считал, что если он был уродом при жизни, то таковым остался и после смерти. Уродом и мерзавцем. Не хотел я марать руки о наследство такого человека. Ничего мне от него не нужно.

Однако уже на следующее утро я оформил отпуск за свой счёт, на десять дней, отправил Ваську к матери, и покатил в далёкую Сибирь. Сам не знаю, зачем.

4

Первым моим порывом было нырнуть в кусты и затаиться. У тех двоих автоматов я не заметил, значит стрелял кто-то ещё. Вопрос: кто? И в кого? В моих конвоиров? В любом случае, лучше отсидеться в зарослях и не высовываться. Меня это касается менее всего. Не хватало ещё пулю схлопотать!

Однако вышло всё наоборот. В кусты-то я нырнул, это верно, но, вопреки принятому решению, прятаться не стал, а короткими перебежками двинулся в ту сторону, откуда прогремели выстрелы. Сработал инстинкт профессионального репортёра, который оказался сильнее инстинкта самосохранения. Тем более, что фотоаппарат у меня всегда с собой. Если там криминал, то я просто обязан быть на месте преступления. Пару-тройку «горячих» снимков для нашей газеты я сделаю, это уж наверняка.

Украдкой, стараясь не создавать шума, я наискось пересёк участок лесной целины и вышел к шоссе, которое, как я уже говорил, в этом месте уходило вправо. Затаился в густом подлеске, осмотрелся, приготовил фотоаппарат.

«Уазик» стоял у обочины, все дверцы его были распахнуты, возле машины столпилось несколько человек. Пять или шесть. Все в камуфляже, с автоматами. До меня доносились обрывки их разговора, но о чём именно они говорили, я не разобрал. Один из них, видимо, самый главный, отдавал какие-то распоряжения, подкрепляя их жестикуляцией. И тут я увидел его, лейтенанта. В милицейской форме, но уже без фуражки. Руки заведены за спину, на кистях — наручники. Он стоял пришибленный, поникший, в глазах — откровенный страх. И куда подевался весь его гонор? Я поискал глазами его рыжего напарника, но так и не нашёл.

Кто эти люди в камуфляже? Спецназ? Бандиты? В наше смутное время сразу и не разберёшь, кто есть кто. С виду все они одинаковые, да и методы частенько схожи. В любом случае, лучше не высовываться.

Я приготовил свою «мыльницу» («Лейка», пятьсот баксов, купил по случаю, о чём ничуть не жалею). Отправляясь к какую-либо поездку, не связанную с моей профессиональной деятельностью, я оставлял дома громоздкие дорогущие аппараты, а в дороге обходился маленькой компактной «мыльницей» фирмы «Лейка». Брал на всякий случай — мало ли что? Лучше всегда иметь под рукой инструмент, который тебя кормит и который никогда не подведёт. Моя малышка была именно такой — безотказной и надёжной. И, что очень важно, не мешала в дороге. Сунул в карман — и забыл, до поры. Почему именно «Лейка»? Для меня эта торговая марка была чем-то священным, перед чем я искренне благоговел. Помните коммуну беспризорников имени Феликса Эдмундовича? Именно на базе легендарной «Лейки» они создали тогда первый советский фотоаппарат «ФЭД».

Впрочем, всё это лирика.

Я приготовил аппарат, чтобы сделать пару снимков, но вдруг почувствовал, как справа, сквозь листву на меня кто-то пристально смотрит. Я мигом покрылся холодным потом и весь внутренне сжался.

Медленно, очень медленно повернул голову. И наткнулся взглядом на испуганные глаза того рыжего сержантика, исчезнувшего напарника лейтенанта. Увидев, что обнаружен, он ползком подобрался ко мне. Сейчас он напоминал побитую собаку, которая ластится к своему хозяину, лижет пыль на его ботинках и отчаянно работает хвостом в надежде заслужить его прощение.

— Я тут рядом, л-ладно?.. — попросил он виновато.