Сезон любви на Дельфиньем озере - [72]

Даже Тахиру, распившему в его обществе для пользы дела не одну поллитровку, приходилось с ним туго. Ванда же просто шла пятнами при одном упоминании о капитане Свиридове.

Но в один прекрасный день — вернее, это был прекрасный вечер — мы с ним поквитались. Вот как было дело. К нашим соседям в форме приехала высокая комиссия, проверявшая боеготовность застав. Максима по дружбе попросили одолжить катер, который должен был сыграть роль нарушителя. Ровно в 22.30 — с военной четкостью — наши ребята, Никита у руля и Витюша в качестве судового механика, вышли в море, прихватив с собой главного проверяющего — невысокого полковника с желчным, недовольным лицом. Пограничники должны были поймать «нарушителя» в перекрест лучей прожектора, а затем его «перехватить» и на своем катере сопроводить к берегу. Но человек предполагает, а Бог располагает; мощные потоки света суматошно бегали по морю, но найти наш катер никак не могли. Это тебе не то, что поймать в луч прожектора переодевающуюся на пляже женщину!

— Полчаса мы так болтались в море, и с каждой минутой полковник мрачнел все больше и больше, — рассказывал нам впоследствии Витя. — Мы с Никитой перебрасывались все это время скептическими замечаниями. А потом вдруг заглох мотор. Я полез туда, пытаясь выяснить, в чем дело, а Никита безапелляционным тоном приказал полковнику сесть на весла, иначе, как он заявил, течение отнесет нас к турецкому берегу.

Услышав про Турцию, тот беспрекословно подчинился. Жаль, было темно и невозможно было рассмотреть выражение его физиономии! Делать было нечего, и полковник стал грести. Наверное, он не занимался такой физкультурой, по крайней мере, лет десять, потому что лодка еле ползла. Я сказал, что скорее всего кончился бензин, на что Никита заметил: «Да, пожалел капитан Свиридов горючего для начальства!»

— А бензин действительно кончился? — спросила я.

— Ну как тебе сказать, Таня? Для кого кончился, а для кого и нет. — Улыбка на устах нашего ассистента из обычной блуждающе-загадочной превратилась в лукавую. — И все это время эти идиоты никак не могли нас найти. Наконец, когда мы уже приближались к пляжу, они нас достали. И не как-нибудь, а направили луч прожектора прямо нам в морду; свет попал в глаза полковнику и ослепил его. Пот у него по лицу тек не каплями, а прямо потоками. Поймав нас в перекрест, погранцы больше уже не выпускали катер из светового пятна. Полковник произнес несколько слов, которые я не буду повторять при дамах. — Тут Витя повернулся к Ванде и любезно ей поклонился, показав тем самым, что меня дамой не считает (мы недавно поцапались из-за того, что он недозаправил мой акваланг, и, возможно, я неосознанно допустила несколько крепких выражений, которые не должна произносить благородная леди). — Так вот, нецензурно выругавшись, полковник спросил нас, какого черта они не убирают прожектора, хотя мы все равно уже у самого берега.

На это Никита ответил, что, по-видимому, капитану Свиридову доставляет удовольствие наблюдать, как полковник занимается физическими упражнениями, а я подтвердил: да, капитан — он такой, наверняка не убирает свет специально. Полковник прямо-таки зарычал от бешенства. Мы так и причалили в луче прожектора. Надо было видеть полковника, когда он выбирался на берег! Гром и молния — вот уж действительно кто метал громы и молнии! Несчастный начальник погранзаставы попытался подать ему руку, но полковник вылез из лодки без его помощи, промочив вдобавок ноги. Не завидую я капитану Свиридову!

На следующий же день мы получили разрешение на выход в море без всяких вопросов. После отъезда высокой комиссии капитан пил неделю без перерыва, а через месяц на заставу прислали нового начальника. Таким образом, эта проблема была разрешена.

Бог как будто услышал молитвы Ванды, и ночи стояли изумительные во всех отношениях. Они были просто созданы для влюбленных и для исследователей, в том числе и для влюбленных исследователей.

Ночное море так и манило в свои томные, теплые, в темноте чудившиеся опасными объятия. С берега вода казалась черной, как самые густые чернила, но где-то в глубине ее поблескивали редкие вспышки. Но зато, когда тело погружалось в воду, все вокруг так и искрилось, и пловец, как и дельфин, оставлял за собой светящуюся тень.

Мне это ночное светящееся море напоминало черный опал, настоящий австралийский черный опал, драгоценный камень, который хранился в коллекции моего питерского дядюшки-геолога. Еще ребенком я любила вертеть его в руках, поднося к свету, рассматривая его то с одного ракурса, то с другого, и в глубине камня то вспыхивали разноцветные искорки, то погасали, заставляя меня искать, раскрыв от изумления рот, — откуда же они берутся? Но раскрыть эту тайну мне так и не удалось, и тот изумительный черный опал остался навсегда в моей собственной табели о рангах одной из чудных загадок природы. Такой же, как Черное море в эти необыкновенные ночи.

Волнения не ощущалось; на поверхности воды, казалось, не было ни морщинки, ни рябинки, но, по правде говоря, только до тех пор, пока мы не были готовы к эксперименту. К тому же моменту, как аппаратура и мы сами были в полной готовности, либо появлялись легкие волны, либо Ася, насытившись или из вредности, отказывалась плыть по прямой.