Сезон любви на Дельфиньем озере - [58]

И сами животные, и даже мысли о них всегда приводят меня в хорошее настроение. Может, именно поэтому я так люблю дельфинарий. Славикову Сороку я простила от всей души. Я шила и смеялась, и именно в таком виде и застал меня не совсем пришедший в себя после вчерашнего Алекс.

11. НА БЕРЕГУ ПОД ЛАСТОЧКИНЫМ ОБРЫВОМ

Жизнь после праздника снова вошла в привычную колею. Все работали, кроме Любы, которая упорно пыталась от работы отлынивать — с таким пылом, что если бы она эту энергию вложила в работу, то забор вокруг биостанции был бы покрыт краской в три слоя. Как-то раз, когда Вика пришла меня навестить на моем рабочем месте — пляже перед биостанцией, — мы с ней услыхали, как Вадик с чистой душой посоветовал ей применить метод Тома Сойера.

— А как это? — спросила наивная дева.

Тут уж растерялся Вадик — он не ожидал, что кто-то может не знать азбучной классики, — но, заметив, что я и особенно Вика внимательно прислушиваемся к их разговору, быстро нашелся:

— А вот как это делают наши поварихи.

Все режут и чистят с таким видом, как будто это им доставляет величайшее наслаждение… И тебе тоже хочется причаститься святых тайн, ты выпрашиваешь у них ножик, они тебе его в конце концов дают — с видимой неохотой, и наконец ты начинаешь чистить картошку. И тут выясняется, что тебя просто поймали на крючок — никакого особого удовольствия это тебе не доставляет, но теперь уже ты вынужден поддерживать марку. И ты делаешь вид, что самое прекрасное занятие на свете — это чистить картошку…

Люба, вся в подживающих царапинах, которые не добавили ей очарования, недоверчиво поглядела на нас, а мы, захихикав, пошли в лагерь.

— Тебе не кажется, что Люба в последнее время какая-то странная? Более угрюмая, чем обычно. И больше молчит.

— Да, после праздника. По-моему, она влюбилась в Витюшу, хоть он ее и уронил, — ответила Вика.

Приближался обеденный перерыв, и по дороге на кухню мы с Викой заглянули в наш ангар, чтобы оставить там приборы, которые забрали с пляжа. Когда я открыла дверь, Витя заметно вздрогнул, но успокоился, увидев, что это мы с Викой. На всякий случай он спросил:

— Вы одни?

Мы с Викой заговорили одновременно:

— А ты кого-то ждешь?

— Кажется, ты разочарован?

Витюше действительно нездоровилось; в ангаре было темно и сравнительно прохладно, и он зябко кутался в куртку от спортивного костюма. Он вяло откликнулся:

— Никого я не жду.

И в этот момент, как нарочно, в открытую дверь заглянула Люба:

— Витя, можно к тебе?

На нашего ассистента было страшно смотреть, и я над ним сжалилась:

— К сожалению, Люба, мы сейчас очень заняты. Тебе придется немного подождать. — И я склонилась над сложенными в углу аквалангами. Вика мгновенно мне подыграла и сделала вид, что складывает брезент, валявшийся на полу.

Люба, тяжело вздыхая, топталась у входа; я подумала, что у нее должно быть бешеное терпение. Но тут в дверях появилась Ляля; окинув нас холодным взором, она спросила:

— Люба, ты идешь купаться перед обедом, как мы договорились?

Люба, еще раз шумно вздохнув напоследок, отправилась за ней. Я перевела глаза на Витю; в ангаре было темновато, но мне показалось, что он даже побледнел под густым ашукинским загаром.

— Господи, да чего они все на меня накинулись? — пробормотал он.

— Господи, да ведь ты такой популярный у нас мужчина! — Я хохотала совершенно откровенно.

— Грешно смеяться над больными людьми, Таня. — В голосе Вити слышался пессимизм, но это был не пессимизм отчаяния, а, так сказать, философский. Вид у него в самом деле был больной.

— Ты упрекаешь нас, вместо того чтобы сказать спасибо за то, что мы тебя спасли? Сейчас же побегу за Любой! — пригрозила Вика.

— Ради Бога, не надо! Девочки, останьтесь лучше моими спасительницами! Вика, ты же врач и, в отличие от этой бессердечной ныряльщицы, давала клятву Гиппократа и обязана подумать о моем психическом здоровье! Хотя и тебе, Татьяна, должно быть небезразлично мое состояние — кто же будет за меня работать, как не ты!

Громко смеясь, мы с Викой выбежали из ангара и направились на кухню. На самом деле я сочувствовала Вите: я сама оказалась почти в таком же положении. Саша Ивановский, столкнувшись с соперником, стал повсюду ходить за мной по пятам, и порою нам с Алексом приходилось прибегать к титаническим усилиям, чтобы отделаться от его милого общества. Так что я хорошо понимала нашего ассистента.

Когда мы подходили к кухне, то уже издали услышали громкие голоса — это Ника и Гера Котин любезничали друг с другом, пытаясь перекричать шум бегущей из крана воды.

— Ну зачем я тебе нужна, Гера? — кокетливо вопрошала Ника. — У тебя и так жена и пять других баб одновременно!

— Как зачем? Ты будешь самой любимой!

Но тут мы вошли на кухню, и Вика спросила:

— Ника, что тут делают посторонние? Мешаются у тебя под ногами?

— Я не посторонний, — возмущенно ответил Гера. — Я костровой!

— Он не просто мешает мне работать, — пожаловалась Ника. — Он намеренно выводит меня из рабочей формы! Посмотрите! — И, вытянув руку с поварешкой, она указала на зеленую книжку в мягкой обложке, валявшуюся на деревянной скамейке. Это была «Книга о вкусной и здоровой пище» Елены Малаховец.