Сезон бойни - [58]

– Правильно беспокоишься, – согласился я и только потом понял, о чем речь. – Слишком скользко выбираться, да?

– Можно, я использую когти?

– Думаю, придется. Только ступай помягче. Постарайся не нанести серьезную травму; будем надеяться, что нервная система этой штуки не способна чувствовать боль.

Зигель взял на себя управление тигром. Почти сразу же ощущение, что ноги скользят, пропало, сменившись кошачьим цеплянием, сопровождающим каждый шаг. Мы двигались наверх и к выходу. Я ощущал, как плоть под нами судорожно сжимается. Хотелось вынуть руки из сенсорных манипуляторов и вытереть их. Я был весь липкий, грязный, измазанный слизью. Подавляя отвращение, я заставил себя сосредоточиться на работе.

– Здесь, – отметил я. – Видишь вон ту большую медузу?

– Понял.

– Давай подойдем поближе. Мне хочется посмотреть, что из себя представляют маленькие крупинки внутри. Их пробу возьми в первую очередь.

– Будет сделано, – отозвался Зигель.

Пока Зигель сосредоточенно работал, я держал язык за зубами. Большинство рутинных процедур исходно запрограммировано, но все равно кто-то должен управлять программой, конкретно сообщая, что он хочет.

Мы вплотную приблизились к огромной глыбе студенистой плоти и стали внимательно ее рассматривать. Из головы тигра на стебельках вылезли глаза и сфокусировались на объекте, расположившись сверху и снизу от него; затем из того места, где у живого тигра расположены челюсти, выскользнула пара трехпалых клешней. Мы захватили пригоршню кроваво-красной массы и оттянули на себя; она потянулась, как резиновый клей. Пальцы имели тактильные сенсоры, так что мы ощущали липкую влажность, словно ухватили ее голыми руками, – ощущение не из приятных. Теплая и мягкая, она судорожно сжималась и пульсировала, словно пытаясь выскользнуть из нашей хватки.

– Что препочитаете? – спросил Зигелъ. – Проткнуть, открутить или отрезать?

– Подожди минуту…

Я изучал зернышки, рассеянные в студенистой массе. Разной формы и разных размеров, они висели внутри паутины из тончайших капилляров, или нервов, или чего-то еще, пронизывающего весь студень. Что это такое, я не мог понять.

– Освети эту штуку сзади, – пробормотал я, и глаз на стебельке направил свой луч прямо на меня сквозь массу, которую я рассматривал.

– Дай увеличение побольше.

И мир словно взорвался, а я съежился. Крупинки превратились в булыжники, а потом – в астероиды, висящие в красноватом космосе. Бледные волоконца стали ветвящейся сетью гигантских кабелей, уплывающих вдаль.

– Зигель, смотри!

Я услышал, как он с шумом втянул воздух; потом донеслось: – Красотища!

– Увеличь резкость, – прошептал я, и спектр сместился: цвета, казалось, стали более насыщенными и изменили тона, очертания предметов приобрели резкость, ранее непонятные, расплывчатые детали превратились в остроугольные конструкции.

Каждая крупинка стала блестящим черным комочком, завернутым в прозрачное волокнистое покрывало, концы которого порхали и исчезали в пространстве. Мы придвинулись еще ближе и разглядели, что на поверхности многих черных комочков имеется едва заметный намек на скорлупу и наличие разделительной мембраны.

Пока мы смотрели, окружающее крупинки желе пульсировало. По студенистой массе пробежала волна. Спустя пятнадцать секунд по океану комочков прошла вторая волна. Что мы видим? Семена? Яйца? Какие ужасы растут здесь? Сколько осталось времени до того момента, когда из них вылупятся полчища чудовищ и выползут наверх с широко раскрытыми удивленными глазами – черные, страшные и голодные?

– Потрясающе, – сказал Зигель.

– Да, – согласился я, Зигель приказал процессору попробовать еще несколько увеличений, и мы рассматривали крупинки в последовательно смещающемся спектре цветов и в синтезированном свете. Их строение становилось все яснее и яснее.

– Как вы думаете, весь пузырь заполнен этими штуками? – спросил Зигель.

– Давай посмотрим.

Я шепотом отдал следующую команду, и картинка внезапно двинулась на нас сквозь мелькающую по сторонам бескрайнюю красноватую пучину. Мимо косяками проплывали острова и горы. Повсюду в пространстве висели астероиды шаров, связанные между собой бесконечной сетью артерий. Картины сменялись, повторяясь снова и снова, – одинаковые по сути, но различающиеся в деталях. Каждая черная крупинка была центром собственной эфемерной вселенной, заключенной в тонкую оболочку, которая как бы подчеркивала отличие, отде-ленность каждого индивидуального мирка от окружающего пространства. Общая картина напоминала клеточное строение, хотя и не совсем. Пока не совсем.

– Боже мой! – Восклицание вырвалось у меня одновременно с озарением. По спине пробежал холодок, от которого неприятно приподнялись волоски на спине и шее.

Я взглянул на показания приборов в нижней части пульта. Машина летического интеллекта в нашем танке была не такой мощной, как большие ЧАРЛИ в Атланте и Хьюстоне, но и ей хватило сообразительности, чтобы разглядеть повторяющиеся закономерности фрактального пейзажа. Однако мне и без того все было ясно. Предельно ясно. Я понял, что это за структуры и во что они превращаются. Только непрофессионал не понял бы.