Сезон бойни - [3]

То, что правительство Южной Мексики рухнуло спустя шесть месяцев, было чистым совпадением. Так мне говорили. Чтобы свалить чужое правительство, необходимо гораздо больше времени. А если это можно сделать за полгода, значит, оно само – на полпути к краху. В целях защиты населения Администрация аннексировала территорию страны, и… сейчас мы находились здесь, играя свою роль в затеянной кем-то игре.

А тем временем бразильцы демонстративно не разговаривали с нами. Рано или поздно они повернутся к нам лицом, но кто знает, когда это произойдет.

Неожиданно запах стал еще омерзительнее. Трудно поверить, что такое возможно.

Говорят, будто к дурному запаху привыкаешь. Неправда! Просто обонятельные рецепторы теряют чувствительность и не восстанавливаются в течение двух лет; их не пробудить даже самыми соблазнительными ароматами – жареного мяса, картошки с маслом, шоколадного мороженого, горячего заварного крема, свежей клубники, новенького автомобиля, хрустящих ассигнаций – ничем.

На вонь наложился новый оттенок – будто скунса покрыли шоколадной глазурью, – но от этого лучше не стало. Наоборот, к своему ужасу, я узнал этот запах.

Экран показывал наше расположение на местности. Резкость картинки была усилена, чтобы компенсировать несовершенство человеческого глаза. Я дотронулся до клавиши и записал в бортовой журнал, что мы вошли в обонятельный контакт с горлами, называемыми также гортами, или гнортами, или глорбами – это зависело от того, с кем разговариваешь. В армии их прозвали трупо-едами.

Это был очень плохой признак.

Горпы питались мертвечиной, падалью и отбросами. Взрослые особи вырастали до трех-четырех метров, представляя собой медведеобразную волосатую гору. Грудь горпа походила на бочку, гибкое рыло заканчивалось выступающими вперед челюстями, многочисленные злобные глазки и манера держаться были почти столь же отвратительны, как запах. Шуба твари, измазанная какой-то пакостью и кишащая паразитами – грязный колтун из грубых клейких волос, – напоминала старый, истоптанный половик. Лапы были пугающе длинными, а то, что служило ему кистями и стопами, – безразмерными. В хторранской экологии горпы были чем-то вроде распространителей наркотиков.

Их окраска варьировала от пронзительно-оранжевой до мерцающе-коричневой. Иногда они ковыляли в стоячем положении, но чаще всего неуклюже переваливались на всех четырех. Из-за того, что передвигались они медленно, как медведь коала, их ошибочно принимали за безобидных тварей. Ошибка эта не относилась к разряду тех, которые совершают дважды. Безобидности у горпов было не больше, чем у носорога. Воспринимайте горпа как гигантского, бешеного, психопатического, мутантно-го гидроцефала орангутанга – и вы попадете в точку. Но даже это чересчур лестная характеристика – в плохой день горп выглядел еще хуже.

Не то чтобы он мог причинить физический ущерб – это случалось, если его тревожили достаточно долго, – нет, настоящую опасность таил букет его ароматов, от которых и булыжник покрылся бы волдырями. То, что происходило с легкими при вдыхании его концентрированной вони, заведомо означало смерть.

Горп знал только два слова: «Горп?» и «Горт!». Первое напоминало вопрос – нечто среднее между зевком и лаем. Второе – низкий рокот – обычно считалось предупреждающим рычанием.

Горпы были самыми большими неряхами в хторранской экологии. Они коверкали все, кчему приближались. Стоило пройти стаду горпов – и окрестности напоминали арену кровомщения в промежутке между двумя ураганами. Так они поступали не от злобы – просто это была развитая до предела любознательность голодного трупо– еда. Даже то немногое, что горпы иногда не трогали, потом неделями источало невероятный смрад.

Присутствие горпов всегда считалось плохим признаком. Сами по себе они не представляли особой опасности – далеко распространяющийся запах обычно предупреждал, что вам следует убраться подобру-поздорову в другой штат, прежде чем они объявятся где-нибудь поблизости. Даже если у вас не хватало сообразительности, медлительность горпов позволяла держаться в стороне от их маршрута. Тот, кто попадался горпу, поступал так намеренно.

Но присутствие этих тварей почти всегда означало, что где-то рядом находится либо большое поселение червей, либо роща волочащихся деревьев. Скорее, волочащиеся деревья. Хотя горпы предпочитали питаться тем, что оставалось после червей, безопаснее было двигаться за волочащимися деревьями. Вкусы горпов не отличались привередливостью, отсюда и пошло армейское прозвище.

Мой наушник неожиданно запищал.

– Маккарти на связи, – отозвался я.

– Что это, капитан?

Голос принадлежал Беллусу, майору Роберту Е. Беллу-су, официально – просто наблюдателю. Что он делал здесь неофициально, я не знал, но кое о чем догадывался. Впервые я увидел его всего три дня назад. Сейчас он ехал в замыкающем транспорте – весьма комфортабельном.

– Ничего, сэр.

– Но запах?..

– Это горпы, или горты, или трупоеды. Но, вероятно, за много миль отсюда. По-видимому, идут по следу добычи. Известны случаи, когда их вонь регистрировали за сотни километров. Скайболы не показывают ничего в радиусе пяти километров, но обзору сильно мешает дымка.