Сэйдж - [36]

С языка Сэйдж уже готова была сорваться фраза о том, что, по ее глубокому убеждению, старая леди далеко не всегда говорит не правду. Однако, поразмыслив, она решила воздержаться от язвительных реплик. Если Джим хочет сделать вид, что эта женщина, Реби, ничего для него не значит, ну что же, пусть так и будет. Разве она сама не говорила себе, что ей нет дела до того, как будет прожигать свою жизнь Джим Латур.

А Джим сел на скамейку рядом с молоденькой женщиной и сказал:

— Сегодня утром ты неплохо выглядишь. Как ты себя чувствуешь?

— Мне кажется, что я начинаю чувствовать себя, как встарь, до всех этих событий, — Сэйдж слегка подвинулась, стараясь оставить между собой и мужчиной немного пространства, чтобы его нога не прикасалась к ее бедру.

— Так хорошо на свежем воздухе! Одна из причин, почему я ненавижу зиму, как раз в том, что приходится сидеть взаперти неделю за неделей. Эти длинные, монотонные дни, когда от тумана и сырости все вокруг серое и бесцветное… В такое время я почти схожу с ума.

— Это потому, что ты всегда жила на ферме, а там нечем особенно заняться в зимние дни. В городе все по другому. Вокруг полно народу, и всегда происходит что-нибудь интересное.

— Да, — кивнула, соглашаясь, Сэйдж. — Я теперь вижу, что это — правда. В прошлое воскресенье я слышала, как звонил церковный колокол. Я хочу на этой неделе пойти в церковь. Мне очень хочется познакомиться со здешними дамами, войти в их общество.

Джим плотнее надвинул шляпу на лоб, чтобы скрыть выражение своих глаз. Сэйдж еще не подозревает, что «добрые женщины» Коттонвуда, скорее всего, при встрече с нею будут дружно воротить носы и сторониться ее. По городу уже пошли слухи о «новой бабешке» Латура, и старая Дженни была не единственной женщиной, которая думала, что Сэйдж спит с ним.

И вот ведь чертовски дурацкое положение! Он мог бы поклясться на исповеди, положив руку на Библию, что между ним и этой недавно овдовевшей молодой женщиной ничего и не было, но ни одна живая душа в городе ему бы не поверила!

Впервые в жизни укоренившаяся за ним репутация бабника и дамского угодника стала беспокоить Джима. Эта красотка, сидящая рядом, может очень запросто возненавидеть его, если обнаружит, что ее доброе имя треплют языки городских кумушек и причина тому — он.

— Ты уверена, что тебе надо заводить знакомство со всеми этими старыми сплетницами? — В конце концов спросил Джим. — Видишь ли, мне кажется, что они ведут довольно скучную жизнь… никаких развлечений… обсуждают ближних, только и всего. У нас тут так: если видишь, как судачат три женщины, можешь быть уверен, они перемывают косточки какому-нибудь бедняге.

— Ну уж, Джим! Ты это себе просто вообразил! Добрые христианки никогда не позволят себе плохо отзываться о ближнем, кто бы это ни был.

По ее голосу можно было сделать вывод, что она поражена и не верит ему. Джим с жалостью посмотрел на Сэйдж. Какое потрясение ее ожидает в следующее воскресенье! Совершенно очевидно, что его соседка даже не подозревает, какого рода прихожане обитают в Коттонвуде.

И тогда он решил, что, пожалуй, единственное, что можно сделать в этой ситуации, — это пойти в церковь вместе с Сэйдж. По крайней мере ему удастся предложить ей моральную поддержку, когда ее попытка познакомиться с «ДАМАМИ» натолкнется на холодные взгляды. Джим засмеялся своим мыслям. Когда он заявится на службу, приходские кумушки испытают такой шок, что пожалуй, забудут задрать свои носы перед Сэйдж.

Во все следующие дни Джим взял себе за правило сидеть рядом с Сэйдж на лавочке во время ее ежедневного часового моциона. Они сидели и просто болтали.

Из этих разговоров он узнал, что Сэйдж, оказывается, уже тридцать два года, а совсем не «чуть больше двадцати», как ему показалось вначале. Однако, когда Джим поймал себя на том, что обрадовался этой новости, в следующую минуту цинично расхохотался над самим собой. Ему то что за разница, сколько ей — тридцать два или двадцать два? Она женщина не его типа. Ему нужны грубоватые, горячие подружки, которые не ждут от него больше того, что он может им дать в постели.

Сэйдж Ларкин — леди до мозга костей. И она будет ждать от мужчины большего. Во всяком случае, значительно больше, чем Джим Латур хочет дать. Все лучшее, что было у него, он отдал Клео, и для других женщин у него ничего не осталось.

И все таки, никогда раньше ни одну женщину он не желал так страстно, как эту прекрасную вдову. Всякий раз, когда Джим на нее смотрел, в его груди вспыхивало такое желание, что ему стоило больших усилий сдержать себя!

Перед тем, как идти в церковь на воскресную службу, Сэйдж испытывала особо острую тоску по своим утерянным родственникам. Она скорбела о нежной Мэри, весельчаке Кейле и о тихом, уравновешенном Артуре, ее муже в течение четырнадцати лет.

Скорбь об Артуре и Кейле была похожа на скорбь о двух братьях. Да они оба и казались братьями. Артура Сэйдж знала с тех самых пор, как только научилась ходить и разговаривать.

У них была хорошая семья, пусть и без умопомрачительной страсти. Они жили тихо и счастливо. И их единственным разочарованием было то, что Сэйдж все никак не могла забеременеть, и у них не было ни сына для Артура, ни дочери для нее.