— Все-таки я думаю, что это растворитель.
— Какого черта понадобилось держать его на полке? Для непрошеных гостей?
Арден нехотя, как ей показалось, рассмеялся и развел руками.
— Откуда мне знать? Может, его использовали для отклеивания со стен каких-нибудь картинок или плакатов. Не исключено, что старик действительно припас его для незваных гостей. — Он вернулся в ванную и взял из аптечки антисептический крем. — Давай-ка повернись, сейчас тебе станет легче.
Роан подозрительно прищурилась.
— Что это такое?
— Суперклей, конечно, что же еще? Хочу намертво приклеить тебя к кровати. А ты что решила?
— Зная тебя, можно подумать, что это мышьяк.
— Отлично, Роан, умное предположение! — Он сорвал с нее полотенце и опрокинул лицом вниз на кровать. — Лежи спокойно, спину может немного жечь.
— Ну спасибо! Ой, какой он холодный!
— Не будь ребенком. — Арден расстегнул лифчик и стал медленными, осторожными движениями втирать крем в кожу. — Ну, как теперь?
— Гм, по-моему, лучше, — ворчливо признала Роан. — Спасибо.
Желая как можно быстрее одеться, она перевернулась, но локоть соскользнул с края кровати, и, чтобы не свалиться, ей пришлось схватиться за руку Ардена. Тот с трудом удержался на ногах.
— Ради Бога, Роан! Осторожней! Смотри, что ты натворила.
Искоса взглянув на кровать, она увидела смятый тюбик и колбаску крема, выдавившуюся под тяжестью ее тела прямо на покрывало. Она попыталась стереть крем, лифчик съехал набок, и рука Ардена, потянувшегося за тюбиком, случайно легла на ее полную грудь. Оба отпрянули будто ошпаренные и уставились друг на друга.
— О Боже! — простонал Арден.
Роан так и не поняла, он ли двинулся к ней, она ли к нему, суть не в этом, а в том, что их губы встретились и слились в долгом неистовом поцелуе, в котором, казалось, сконцентрировались все долгие месяцы вынужденной разлуки. Месяцы тоски и невостребованного желания, отчаяния и боли утраты… Да и те последние дни, что они провели рядом в диком напряжении. Тревога за Хетти. Все это взорвалось в едином поцелуе.
Большая, властная ладонь уверенно нашла знакомое местечко — между трусиками и концами чулок — в то время, как другой рукой Арден начал судорожно срывать с себя рубашку и брюки. После чего, не отрываясь от ее жаждущего рта, он снял с нее бюстгальтер.
Их влажные тела стали теплыми, потом горячими, прерывистое дыхание рвалось с трепещущих губ. В ответ на новое прикосновение к ее наполнившейся страстью груди Роан пробормотала что-то невнятное, но тут же прильнула к Ардену, задохнувшись от счастья и чуть ли не физической боли, когда он стянул с нее трусики и подтолкнул ее под себя. Ах, какая чудесная тяжесть — столь долго отвергаемая ею и столь желанная!
Ритмичные толчки его сильного тела были такими родными, словно расстались они всего день назад. Арден приостановился, и это причинило ей неизъяснимое страдание, которое через мгновение превратилось в нечеловеческое наслаждение. Их крики слились, сплетенные тела затрепетали — и замерли.
— Только ничего не говори, — произнес Арден осипшим голосом и так крепко прижал ее к себе, что стало трудно дышать. — Ни единого слова. Поняла?
— Угу, — промычала она.
— Не желаю слышать рассуждения о том, что будет с нами дальше, вообще ничего.
— Угу.
— Не трогайся с места, не шевелись. Не произноси ни слова. Просто лежи как лежишь.
Плотно смежив веки, Роан еще сильнее вжалась лицом в его теплое плечо, стараясь ни о чем не думать, ничего не чувствовать, — и постепенно напряжение спало, а дыхание пришло в норму.
Арден приподнял голову и, спокойно посмотрев на Роан сверху вниз, снова склонился и запечатлел на ее губах поцелуй. В его объятиях Роан полностью расслабилась, и они стали целоваться — неторопливо, нежно и уверенно, как давным-давно знающие друг друга любовники; их тела двигались в унисон, словно в медленном эротическом танце. И неудивительно, что вскоре опять пришло взаимное возбуждение.
На сей раз их слияние было томным и безмолвным. Они будто вспомнили, как они это делали когда-то, вспомнили самый удобный ритм и что надо делать, чтобы наиболее гармонично достичь вершины наслаждения. После взаимного вздоха, исполненного блаженства и умиротворения, они откинулись на подушки и на некоторое время забылись сладким сном.
Кто-то из них, видимо, все-таки ворочался, ибо Роан, проснувшись, увидела, что покрывало кое-как натянуто на них сверху, а обнаженные ноги переплелись, как виноградные лозы. Пошире раскрыв глаза, она медленно посмотрела на серебристые волосы Ардена, загорелое плечо, возвышающееся над ней, чуть блеклое в лунном свете, струящемся из окна… Лунном? Который же теперь час?
Роан поежилась. Вот это да! Ну и поза! Ее бедра крепко прижаты к его ягодицам, обе руки обнимают мускулистое тело — одна просунута под него, другая накрывает сверху, — где чьи лодыжки, вообще не понять, а щека так прижата к его теплой спине, что сразу же вновь подступила волна желания.
Господи, как же было бы хорошо, если бы он повернулся к ней, притянул к груди, улыбнулся — и попросил остаться! Поступит ли он так, когда проснется? А действительно ли ей самой этого хочется? Если посмотреть правде в глаза, да, она желает этого всей душой.