— А я — нет?
— Нет, но ты была очень… возбуждающей.
Была? Ну да, конечно, была, ведь ту Роан он навсегда вычеркнул из своей жизни.
— И ты предлагаешь мне вступить в игру?
— Почему бы нет? Раньше тебе нравилось заниматься со мной любовью. По-моему, ты упивалась этим, получала огромное удовольствие. Или я ошибаюсь?
— Нет, все верно. Однако это еще не означает, что я готова начать все сначала.
Во взгляде Ардена, в упор устремленном на нее, читалось явное недоверие. Роан с трудом сдержалась, чтобы не вспылить, не дать ему понять, что делают с ней его слова, как переворачивают душу.
— Откуда же тогда желание в этих прекрасных глазах? Откуда надменность по отношению к Патриции? Если она не вызвана ревностью, значит, ее можно приписать ограниченности. А я знаю, что в ограниченности тебя никак нельзя обвинить.
— И сейчас тоже ею не страдаю. К тому же я не была с ней надменна. Я же приветствовала ее, не так ли? И старалась быть вежливой.
— Ммм, — неопределенно протянул Арден и с ухмылкой ткнул в ее чашку: — Допила кофе?
Роан кивнула и тоже поставила чашку на блюдце. Оба встали, и тут Арден обошел стол и оказался совсем рядом. Роан едва не задохнулась. Уединенность в машине была временной и неизбежной необходимостью. Теперь же их близость казалась намеренной — по крайней мере с его стороны, — пусть даже он насмехался и подшучивал над ней. Но за время разлуки Роан кое-чему научилась. Теперь она умела держать мысли и чувства при себе. Давалось это с трудом, но, черт побери, она не позволяла Ардену получать от собственных насмешек удовольствие.
Глядя на Ардена расширившимися глазами, Роан обеими руками уперлась ему в грудь, чтобы создать хоть какую-то дистанцию, и даже это мгновенное соприкосновение зажгло внутренним огнем ее существо. Стараясь побороть растущее чувство, подавить его в зародыше, Роан твердым голосом произнесла:
— Прекрати, Арден, никаких экспериментов не будет, я же сказала.
— А я тебе не поверил, — самонадеянно отозвался Арден и, заключив ее ладони в кольцо своих рук, притянул к себе так, что ее руки сомкнулись на его шее.
Роан оказалась совершенно беззащитной. Она смотрела на него невидящим взглядом и изо всех сил сжимала зубы. Надо немедленно освободиться; но как? Если она начнет изворачиваться, ему это только понравится и он поймет, что она чувствует. Пока что он только догадывается, а так будет знать наверняка.
— Прекрасная Роан, красавица Роан, — пробормотал он, равнодушно глядя в ее лицо холодными серыми глазами. — Почти что прирученная Роан. А мне, надо признать, больше по вкусу была та, неистовая, которую я знал раньше. По крайней мере тогда она была искренней.
— Да, наверное, но мы с тобой оба научились играть и поступать так, как нам выгодно, — резко проговорила Роан. — Пожалуй, ты меня в этом превзошел.
Не реагируя на ее выпад, он медленно, очень медленно прикоснулся губами к ее рту и поцеловал — не грубо, нет, а с искусным изяществом. Все, что оставалось сделать Роан, чтобы накопившиеся чувства не выплеснулись наружу, — это направить мысли на что-нибудь незначащее, повседневное — оклейка обоями стен, например, или рытье котлована под пруд.
Арден старался разжать языком ее губы, но Роан упорно сопротивлялась. Когда-то это была их любимая игра, возбуждающая обоих, доводящая до экстаза. В то лето Арден был для нее своего рода допингом, наркотиком; его жадные поцелуи как бы несли в себе разрывные снаряды. Сейчас же он целовал ее расчетливо, ожидая ответной реакции. А не рассмеется ли он, если она ответит на его поцелуй? — подумала вдруг Роан.
Роан оттолкнула Ардена от себя — откуда только силы взялись! — и сдержанно произнесла:
— Перестань.
Появившуюся на его губах усмешку можно было смело назвать жестоким оскалом.
— Знаешь, как я представлял себе этот момент? — беспечным тоном спросил он.
— Не знаю — и знать не желаю, — отрезала Роан. — В отличие от некоторых я не трачу время на отгадывание пустых загадок.
— Какая жалость! А было бы весьма любопытно сравнить ответы, — лениво протянул Арден, — поскольку реальность — та, в которой я живу и которой отвечают мои требования, — очень не похожа на ту, что существует в действительности. Мой мир совсем иной, Роан, в нем поселилась боль, самая настоящая боль. Над этим не стоит смеяться. Все прошло, остались одни руины.
— Ты серьезно?
— Да, вполне.
Стараясь восстановить дыхание, Роан сбросила с себя его руки и отступила на шаг назад.
— Вот и отлично, — ровным тоном проговорила она, — теперь ты можешь общаться с Патрицией с чистым сердцем.
— Да, конечно.
Все так же ухмыляясь, Арден провел пальцем по ее щеке и вышел из кухни.
Не хватает только разреветься! Держись, Роан, не раскисай, иначе сама себя не сможешь уважать. Роан стиснула зубы и отвернулась к окну.
Почему, ну почему он так жесток? Раньше ведь никогда таким не был. Временами злился, подтрунивал над ней, бывал равнодушен… но чтобы вот так? Жестокость ему не к лицу. Неужели подобным образом хочет показать, что его чувства к ней действительно умерли? Как он сказал? В его душе поселилась боль? Или… или он стремится подавить ее гордость, ее волю? И что вообще она значила в его жизни? Мелкий эпизод? Непроизвольный взрыв страсти?
