Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - [64]

Со всем этим возмущением и заголовками газет неделю или две спустя на меня напали возле паба на задворках Хайбери-Квадранта, рядом с Wessex Studio, где мы записывали альбом. Сомнительный район. Бррр, полно различных банд. И – типично для меня – я выбрал паб, который грозил серьезными неприятностями. Я знал, что делаю, когда шел туда, я знал, что у меня могут возникнуть какие-то проблемы, но не думал, что это будет похоже на мачете и клинки гуркха, как в итоге оказалось.

Время от времени появляются люди, которые просто хотят тебя убить. Правы они или нет в своем намерении – главное, не сомневайтесь в их решимости.

К моему несчастью, меня сопровождали глупые парни, которые не были готовы защищаться, – Крис Томас и его инженер Билл Прайс. Я имею в виду, Крис Томас, что, черт возьми, он знает о жизни? Немного. Как можно делать хорошие записи, будучи глухим на оба уха? Ладно, возьму свои слова обратно: глух он был только на одно ухо, на второе всего лишь фальшивил.

Случайные акты насилия – это то, к чему я с детства привык в этой части Лондона. Это было в порядке вещей. Я предупреждал их, что мы вот-вот пойдем ко дну, но они не слушали. Мы столкнулись с хорошей такой бандой и могли бы с ними справиться, но Крис и Билл от меня отделились, и те парни налетели прямо на меня. Что оказалось немного повыше классом, чем обычная драка, потому что, когда люди идут на тебя с ножами и мачете, это совершенно новый уровень. У одного из них был меч – я не знаю, как правильно его называть, но это был длинный клинок. Я видел его в фильмах о джунглях, но, понятное дело, не ожидал увидеть в Северном Лондоне. Все в порядке, я все еще держусь на ногах.

Мне в запястье вонзили стилет – в ту же самую руку, в которую меня ударили, когда я гулял с Полом Куком в дни ранних «Пистолз». Моей левой руке реально досталось от жизни.

Что хорошо, так это то, что в тот вечер на мне были удивительно неудобные кожаные штаны. Они были очень толстые, в них ужасно трудно было садиться, и жутко болело под коленкой. Должно быть, их сделали из одной очень старой коровы. Реально, крепкие, как спецодежда, – если бы на мне оказалось надето что-то еще, я бы сейчас был Иэном Дьюри[169] или Безногим Лазарем. Я бы точно прихрамывал или остался калекой. С другой стороны, если бы на мне было что-нибудь полегче, я мог бы двигаться быстрее. Давайте не будем слишком благодарны моде, а?

Такова жизнь. Могут возникать разные ситуации, и у тебя в запасе всего лишь секунда, чтобы выплыть или пойти ко дну, и действовать приходится очень быстро. Иногда случаются вещи, которые могут представлять опасность для жизни, финансового благополучия, да любые другие опасности – и ты должен быть полностью вооружен. Поэтому, когда ты выходишь на публику, ты на самом деле не можешь позволить себе находиться в состоянии опьянения, любом, иначе ты – потенциальная жертва. Есть люди, которые специально охотятся на таких, и обычно они прячутся среди большого скопления народа.

Встреча с каким-нибудь заурядным Джо на улице вполне может закончиться хорошо, но я быстро понял, что больше не могу себе позволить быть застигнутым врасплох таким образом. Никогда больше не допущу, чтобы меня опрокинула толпа мордоворотов. Время от времени ты все равно будешь сталкиваться с настоящими парнями, так сказать, высшего уровня, но с ними, как правило, все в порядке – им нечего доказывать, они не гонятся за трофеями. В этом-то и проблема.

Тогда, я полагаю, я был главной мишенью – и до сих пор ею остаюсь, во многих отношениях, опасность никуда не делась, и я вынужден это сознавать. В конечном счете это ревность. Но к чему тут ревновать? Господи, если бы они только знали! Быть Джонни Роттеном никогда не было легко. Поддерживать целостность, которая, как мне кажется, у меня есть, – это ежедневная рутина.

С тех пор я знал, что не могу, хорошо приняв, бежать в магазин за добавкой. Меня засекут, так что следует запастись, пока трезв. Урок жизни!

То лето, должен сказать, грандиозно испортило мою социальную жизнь. Я не мог сходить посмотреть концерт так, как привык это обычно делать. Не мог никуда пойти один. Это было невозможно. Враждебность исходила даже не от зрителей на концерте, скорее, от вышибал у входа. Все начиналось оттуда. А владелец клуба затаивал обиду или выказывал свое отношение или систему убеждений, которые шли вразрез с моими.

В то же самое время меня охватило чистое ликование – потому что надо брать от жизни все доступные удовольствия. А тот факт, что я понимал, что умудряюсь раздражать всех одновременно, был единственной наградой, в которой я нуждался. Ух ты! От Прентиса Обоссанные штаны, моего старого учителя английского, я перешел к гораздо более важным вещам.

Малкольм устроил меня жить в шикарной квартире какой-то своей знакомой девицы в Челси, чтобы спрятаться от вторжения прессы. По сей день, когда вы слышите о поп-звездах, которые ввязались в скандалы и где-то скрываются, знайте, что они обычно находятся в квартире какой-нибудь пташки в Челси, там все заканчивают. Должно быть, существует целый класс девиц из Челси с квартирами, ожидающих, чтобы спрятать там попавших в неприятности поп-звезд. Умора! Но я уверен, с точки зрения Малкольма, все это играло на руку его гениальной идее обо мне как о «человеке-загадке».