Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - [65]

Итак, я был изолирован в этом районе высшего класса, и самое большее, что я мог придумать для развлечения, – индийский ресторан в конце улицы. А поскольку это Челси субботним вечером, даже там можно было нарваться на какую-нибудь крикливую сцену. Дитя рабочего класса Джонни Лайдон ака Роттен хотел вернуться в свои привычные места, но не мог из-за развязанной газетами клеветнической кампании, и делать ему было нечего. Вместо работы сплошная изоляция.

Приходили друзья и знакомые, но на этом все и заканчивалось, и очень скоро я им надоел, потому что просто не мог куда-нибудь с ними выйти. Сначала они не понимали, а потом, очевидно, решили: «Какой смысл туда ходить, он все равно не выйдет – и мы не хотим, чтобы он выходил!» И это мои лучшие друзья.

Вы должны понять: враждебность ко мне была настолько летуча, витала настолько высоко, настолько, я полагаю, выходила за пределы всего когда-либо виденного в послевоенную таблоидную эру или типа того… И это было очень трудно преодолеть. В то же время в глубине души я понимал, что заслуживаю такого внимания. Я проявил себя и получил по заслугам.

Я недолго продержался в Челси и вскоре уже скакал по всем хатам – то там, то сям, от прежних сквотов до съемных квартир. Просто ужасные, кошмарные времена.

Попытка снимать квартиру вместе с Сидом оказалась моей самой большой ошибкой, потому что в то время он общался с Нэнси, и это было невыносимо. Где-то на Сазерленд-авеню, в Мейда-Вейл. Сложно было подобрать худшее место, потому что там процветала очень наркотическая культура, то есть героин. Вы никогда не подумали бы об этом, глядя на красивые ряды домов среднего класса, но именно там действительно обитает зло.

Где бы я был без охоты на ведьм? За все эти годы я полюбил их, этих охотников, люблю и даже нахожу их весьма утешительными. Суть в том, что я никому не причиняю вреда, это не входит в мои намерения. Так что, каковы бы ни были ваши оправдания или причины, по которым вы пытаетесь меня запереть, вы можете это сделать, вы можете заточить мою физическую сущность, но вы не можете заточить мой ум. НЕ МОЖЕТЕ.

Когда приходилось иметь дело с прессой и всей этой «пошлой гопотой», у нас был прекрасный ответ: «Pretty Vacant»[170]. Так вот, кто я по вашему мнению? Ладно, поиграйтесь с этой штукой! Ну, я не красавец и уж точно не пуст, и кого вы теперь из меня сделаете? Не такая большая атака, чтобы защищаться, но она прекрасно отражает суть всей той кампании, которая была против нас развязана.

И это была очень мощная кампания. Против нас выступили Руперт Мердок[171] и Роберт Максвелл[172], вся эта мутная сцена британской бульварной прессы, и в самом деле уделявшая нашему делу огромное внимание, главным образом проповедуя ненависть и презрение к нам. Нам приходилось всеми силами уклоняться от этих вещей, в которые нас втягивали. Чтобы выжить, мы должны были очень тщательно готовиться к каждой битве.

Мы оказались вовлечены во всевозможные теле- и радио-дебаты, где нас готовы были порвать в клочья. Было одно интервью, в нем меня спросили (это подразумевалось): «Это Малкольм вами руководит?» А я ответил: «Малкольм – пятый член группы, мы все равны». Что Малкольм, разумеется, воспринял как комплимент. Это было не совсем так – я всего лишь старался принизить их мнение о нем. Мне приходилось искать какой-то политический подход ко всему этому, но в то же время оставаться свирепым голосом точности и не быть зажатым в угол, где они могли бы заявить, что я просто тривиален. Приходилось постоянно быть настороже, держать двигатель включенным.

Было время, когда панк был действительно захватывающим. X-Ray Spex, The Adverts[173], The Raincoats[174], The Slits – у этих групп были разные подходы, которые меня завораживали. У них было женское влияние, что интересно в музыкальном плане. Это другое социальное обучение, другой обмен мыслями, обычно закрытыми для музыки. Парни и девушки в одной группе – это потрясающе. Казалось, они выступают на одном уровне, а не просто: «А теперь спой что-нибудь миленькое в добавку». Они были абсолютно равны, очень зажигательны, и это открывало так много возможностей в написании песен. Какое прекрасное время! Сцена не была пронизана конкуренцией, никто из нас не соперничал друг с другом. Мне казалось, что это панк, который должным образом развивался во что-то реально внушающее благоговейный трепет.

Однако по какой-то причине The Clash стали позиционировать себя как наши соперники. В «Мелоди Мейкер» появился заголовок – процитированное высказывание Джо Страммера: «Мы станем больше, чем Sex Pistols!» Это привело меня в бешенство, и я поговорил с ним. Когда появляются прямые цитаты, которые, на мой взгляд, вызывают раскол, необходимо обсудить это, потому что я не хочу, чтобы мы были разделены. Что это за отношение? Никто из нас не делает этого ради чехарды в чартах, соревнуясь за места. Когда мы начинаем внутренние войны между собой, это открывает шлюзы для разных засранцев, и каким бы творчеством вы не занимались, засранцам здесь не место.

Между Берни и Малкольмом шла какая-то дурацкая война, друзья поссорились, и Берни пытался использовать свою группу как оружие, чтобы отомстить Малкольму. Все это очень глупо, и вот я, молодой человек, наблюдаю, как взрослые ведут себя подобным образом. Гораздо хуже то, что некоторые участники The Clash восприняли призывы Берни всерьез.