Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - [197]
Уоббл был моим другом, и он всегда им будет, независимо от ссор или всяких мелких сплетен, которые нас разделяют. Это ничего не изменит. Он знал меня до группы, и он должен знать после. Положа руку на сердце, я больше не смогу с ним работать, но это не значит, что наша дружба должна прекратиться. Это его решение, и удачи ему в этом. Но лично для меня люди, с которыми я когда-то общался и которых уважал как друзей, таковыми и остаются, независимо от своих ошибок. Следует прощать друзей. Иначе для чего они тебе нужны.
И все же мне было невероятно, просто ухохочешься, услышать в 2012 г., что Левин и Уоббл – злейшие враги! – зарыли топор войны, снова воссоединились и объявили, что я не умею петь. Так что же они сделали дальше? Пошли и устроили этакий трибьют Джонни Роттену в стиле «Икс-фактор», буквальным образом подражая мне в своем новом псевдо-PiL. И в итоге добились именно того, что, по их заявлениям, терпеть во мне не могут! Выставив себя на посмешище. Никакого прогресса.
Люди, которых я реально, от всего сердца, хотел видеть в PiL в качестве гитариста и барабанщика, были, соответственно, Лу Эдмондс и Брюс Смит из состава группы середины-конца 1980-х гг. Я позвонил Брюсу, причем я не разговаривал с ним лет двадцать. Он тут же ответил: «Привет, Джон!» – и я расхохотался. Это странно, потому что, когда я разговаривал с Уобблом, я не узнал по телефону его голос – он звучал так, будто был рекламным роликом, скороговорка вместо слов. Мне показалось это чужеродным. Но с Брюсом мы мгновенно сошлись как друзья. С того самого момента я понял, что поступаю правильно.
После проблем с шумом в ушах Лу оставил попытки преобразовать западные синтезаторы на гамелановый лад и перешел на акустику. Он стал своего рода «послом культуры» в бывших советских республиках и таких местах, как Курдистан. Лу путешествовал по разным этническим общинам, принося с собой инструменты, некогда характерные для этого региона, и обучал местных жителей их собственной утраченной культуре. Он самый замечательный, щедрый и творческий человек. Я умолял его работать со мной, и вся суть его отказа состояла в следующем: «О, Джон, пожалуйста, не трать свои собственные деньги!» Какой он милый. Как я мог не захотеть работать с человеком, который столь глубоко обо мне заботился? Он не желал, чтобы я проиграл, и рассматривал себя как риск или ответственность. Я убеждал его взглянуть на все иначе, он это сделал, и вот вам мы – PiL снова вернулись.
Затем мы принялись искать басиста и через нашего тогдашнего тур-менеджера Билла Барклая нашли Скотта Ферта. В его резюме значилось все: от работы на Spice Girls до Стиви Уинвуда[426]. Вау, какой открытый ум! Или, по крайней мере, тот, кто знает, что иногда приходится работать с гопотой и слэшерами. Понимаешь, что у него есть трудовая этика. Я разговаривал с ним по телефону, и он мне очень понравился. Это было ясно с самого начала – он любит свою жену, любит своих детей, у него все в порядке в этой сфере жизни и все сосредоточено вокруг нее. Фантастика, я общался с уравновешенным человеком!
Я опоздал на первую репетицию нового PiL и очень рад, что так получилось. Когда я вошел, они перешли к «Albatross» с Metal Box, песне, которую я даже не предлагал для репетиций, но они ее играли. Я прямо направился от дверей студии к микрофону. Спросил команду, включен ли микрофон, подошел вплотную, повернулся лицом к барабанщику и – бинго! – просто погрузился во все это, я сразу понял, что мы – группа. Реально самый прекрасный момент. Намного лучше, чем, насколько я помню, случалось со мной до этого, – более основательно, гораздо более обдуманно, целенаправленно и содержательно. Вот что сделал Скотт, он добавил ясности басу. В первые наши дни он всегда звучал рассеянно и дробно, потому что парень учился.
Как только мы начали играть, в преддверии Рождества 2009 г., мы сделали жестче паттерны, и это позволило нам дать больше свободы и гибкости вокалу. В прошлом гибкость касалась только инструментальной партии, которая постоянно заваливалась, но именно так это и работало. Теперь удалось придумать способ гораздо лучше, песня звучала жестче, и слова читались лучше. Я получил значительно больше пространства и благодаря этому смог петь лучше.
Было просто волшебно снова играть эти песни. В них нашла отражение история моей жизни, ну, почти. Такие вещи, как «Death Disco», песня о моей маме. Почти каждый вечер у меня на глазах стояли слезы. Во время исполнения «Public Image» Лу играл на турецком сазе[427], подключенном как электрогитара. Лу задействовал огромное количество инструментов, поскольку ему было очень скучно обходиться обычной гитарой. Они помогали ему оказаться там, где он чувствовал себя честным перед сердцем и душой.
Мы сделали и то, что можно назвать «более сложными вещами», такими как «USLS1», чтобы дать людям возможность поразмышлять кое о чем и показать, что я ни в коем случае не цирковой пони, способный только на один трюк. Мы не просто грузовая махина, безжалостно и неумолимо катящаяся по шоссе. Когда я путешествую, я немного турист – привык останавливаться во всех правильных местах. Мы реально довели некоторые из этих песен до предела, например «Flowers Of Romance», куда Скотт добавил контрабас, и «Religion», которую мы сыграли в злом крещендо, с очень тяжелым басом, плюс еще мои проповеди о Папе и педофилии в Католической церкви.
