Севка, Савка и Ромка - [15]

— Иди спать, ты маленькая, тебе тут совсем нечего делать!

Но Лида отчаянно заревела, и Алешка махнул рукой: мол, оставайся. Плач мгновенно прервался.

Строй стоял неподвижно; теперь можно было разглядеть: ребята вооружились лопатами, метлами, ножами, заступами, ведром с известкой, а у Лиды в руке совок, которым роют песок.

Сова вполголоса отдал приказание, и строй бесшумно разошелся. Я смотрел сквозь сон — то засыпал тут же у окна, роняя голову на руки, то, не совсем очнувшись, открывал глаза. Каждый раз прежде всего в глаза бросалась Лида: у нее в руках была ложка — никелированная, очень блестящая — и совок для песочных форм. Она наполняла совок опавшей листвой и шла от колодца к углу двора, где находится мусорная куча.

Потом я заметил, что все деревья побелели, как привидения, приблизились, выступили из темноты — это от соединенного действия известки и луны.

В самый глухой час ночи вдруг чирикнул воробей; так дирижер ударяет палочкой по пульту. Помолчал. И неожиданно тишина наполнилась высокой и гордой трелью; с той минуты я уже не знал: сплю или нет. Все преобразилось: свет луны стал в сто раз ярче. Ребята двигались быстрее. Громоздились выметенные из глубины двора кучи прошлогодней листвы. Только что посаженные липы выстроились у опушки.

Вот что я увидел в ночь возвращения с войны во дворе нашего дома 64 по Рымниковской улице.

Утром обнаружилось, что ребята закрыли посадки полотнищем с надписью: «Привет К. И. Неустроеву!» Пониже были выведены чуть переиначенные строки из поэмы Ландышева:

Вы врага побеждали

И жизнь украшали!

Я сошел во двор. Вблизи было видно, что полотнище сшито из самых разнородных вещей. Я разглядел и розовую скатерть с бахромой, которую в квартире семь, у Сомовых, стелили лишь в особо торжественных случаях, и две знакомые серые фронтовые простыни с армейской печатью — это, очевидно, пожертвовал мой племянник Ремка, — и атласную шаль Лидиной прабабушки — Клавдии Назаровны.

Час был ранний. Все в доме спали: ребята — утомившись за ночь, взрослые — по случаю воскресного дня.

Кузьма Ильич показался совсем неожиданно: ясно, что старик не дождался рабочего поезда и приехал с ночным товарным. Кузьма Ильич постоял, долго шевелил губами, читая надпись, зашел с другой стороны — пересчитал деревья, попробовал землю…

Легостаев принимает командование

Это история о том, как в связи с переходом армии на мирное положение была расформирована славная Н-ская орденоносная танковая бригада и как, повинуясь некоторым обстоятельствам, она родилась вновь через несколько месяцев под командованием кавалера трех медалей «За боевые заслуги», лейтенанта административной службы запаса Алексея Ивановича Легостаева.

Танковая бригада была расформирована в начале июня 1946 года. Через три месяца, к сентябрю, от боевого соединения оставалось только два человека: бывший комбриг, полковник запаса Василий Федорович Степунов, и начфин бригады Алексей Иванович Легостаев; остальных демобилизовали или перевели в другие части. Степунов и Легостаев находились в Москве уже больше месяца, заканчивая последние дела, связанные с жизнью воинского соединения, в котором служили с первого до последнего дня войны. Надо было завершить хлопоты о пенсионном обеспечении старых военнослужащих, награждении тех, о ком по разным причинам забыли во время войны, и сотни других дел — с одной стороны, малозначительных, а с другой — очень важных и больших, если сравнить их с единственно точным масштабом — человеческой судьбой.

Вечерами, набегавшись за день по московским учреждениям, они садились за стол, и Легостаев, перелистывая общую тетрадь в жестком черном переплете страницу за страницей, читал заметки из истории бригады, которые вел всю войну, а полковник дополнял прочитанное, заставляя прибавлять к каждой фамилии имя и отчество, как этого требовало уважение к памяти погибших и славе живых, уточняя замысел операции: последнее обстоятельство по роду работы Легостаева часто ускользало из его записок.

От поправок история бригады — эти записи предполагалось сдать в музей Красной Армии — становилась значительнее и весомее.

К утру седьмого сентября все дела были закончены. Степунов и Легостаев сидели вместе в маленькой комнате, которую занимали временно. Полковник громким командирским голосом называл фамилию, а Легостаев, сверившись с документами, ставил в своей тетради звездочку, означавшую завершение дела.

— Механик-водитель Башкиров Петр Семенович, — называл Степунов.

— Постановление № 24913/Ф о пенсии вдове погибшего, — сообщал Легостаев. — Справка Марии Башкировой выслана второго августа сего года.

— Командир танка Румянцев Александр Максимович.

— Выписка о награждении орденом Отечественной войны первой степени получена. Отослана Румянцеву по его адресу: село Вешняки, Полтавской области…

Казалось, мертвые вместе с живыми являлись по команде на эту последнюю перекличку, собирались в маленькой, тесно заставленной вещами московской комнате. Мертвые и живые, сражавшиеся, побеждавшие под Москвой, Курском, Берлином, Дрезденом, Прагой…

К двенадцати часам дня перекличка была закончена, и Легостаев поставил последнюю звездочку. Оставалось еще прочесть короткую завершающую главу истории бригады; поскольку она заключала только общее описание праздничных дней, пережитых после освобождения Праги, Степунов слушал не перебивая.