Северный ветер - [111]

— Сколько же это получается на каждого? — интересуется Скалдер.

— Мы уже подсчитали… Благодарю вас. — Вильде, подцепив на вилку кусочек селедки, галантно кланяется Зетыне. — Два рубля тридцать четыре с четвертью копейки.

— Вот те и на, — с досадой бурчит Бите. — Знай только выкладывай. И так подушных за год восемь с полтиной… А все из-за них, негодяев!..

— В приказе имеется предупреждение, — поясняет писарь, жуя селедку. — Ежели такие вещи повторятся, штраф будет удвоен.

— Ну, дальше уж терпеть невозможно! — волнуется Скалдер. — Они будут разбойничать, а мы — плати. За что я должен платить? Как я могу их укараулить? Разве у меня не отобрали ружье и револьвер, как у всех других?

— Пусть платят батраки, испольщики и их девки, — вмешивается Зетыня. — Они бегали по собраниям социалистов. Освободители! Землю им надо было делить! А теперь всё — хозяевам! И так покоя от этих чертей нет. То и дело слышишь: тому угроза прислана, у того тысячу потребовали.

— Мы, госпожа Подниек, ничего поделать не можем. Препровождают приказ, наше дело исполнить.

Зетыня в отчаянии. Господин Вильде, наверно, подумал, что она его обвиняет.

— Да я не о вас, господин Вильде! Я же понимаю.

Барон откашливается.

— Вот видите, дорогие мои, как получается. Вам всем приходится страдать. Потому что и вы бегали по митингам, слушали, что социалисты болтают.

— Не говорите так, господин барон! — Зетыня волнуется. У нее даже слезы на глазах. — Не все бегали. Пусть докажут, что я хоть на одном митинге была.

Барон не слушает ее.

— Вот видите, дорогие хозяева, вы до сих пор были дураками. Зачем кричали вместе с батраками: помещики, помещики… имение наш общий враг! А я вам говорю: социалисты обманывают вас. Они сожгли бы все имения, разделили землю — потом подошел бы и ваш черед. Думаете, социалисты вас пощадили бы? Освободители… Так я вам скажу: для них все равно — мы или вы. Вам они такие же враги, как и нам. Недаром они прозвали вас серыми баронами.

— Совершенно правильно, — подтверждает Скалдер. — Я всегда говорил: имение нам не враг! Какая может быть у нас вражда с помещиками? Разве я в своей усадьбе не такой же барин? Кто имеет право прогнать меня с моей земли? Мой враг — мой батрак, который ест мой хлеб, обкрадывает меня да еще деньги с меня получает… Я это всегда говорил…

— Хорошо вам, богачи, так говорить… — ворчит в бороду Бите.

— Каждый, кто прилично одет и у кого рубль в кармане, им враг, — рассуждает Вильде. — Мое — мое, а твое — тоже мое. Вот их закон… Что вы сказали, госпожа Подниек?

— Да, да… — Зетыня восторженно вздыхает и кивает головой.

— Поэтому я и говорю, — возбужденно продолжает барон, — нам надо держаться вместе. Всем, у кого есть собственность. Если мы начнем драться между собой, говорю я вам, они проглотят нас всех. Вы, хозяева, до сих пор плохо относились к нам. Но мы не помним зла, прощаем вам и первые протягиваем вам руку.

Он действительно протягивает руку — как раз посередине между Скалдером и Подниеком. Скалдер не замечает руки. Подниек, правда, видит, но не уверен, достоин ли он пожать ее. Зетыня толкает мужа в бок. Тогда он хватает руку барона и с особенным усердием пожимает.

— Ах!.. — вздыхает Зетыня, блаженно улыбаясь.

Альма Витол входит в людскую. Стукул только что вернулся из леса с возом еловых сучьев и обедает за столом. Перед ним жареная свинина с картошкой в мундире. Стукулиене, присев на корточках у плиты, чистит золой дно котелка. Слегка повернув голову, она язвительно говорит мужу:

— Фрейлейн наша все-таки вернулась…

И тот исподлобья смотрит на девушку.

Стукулиене следит за каждым движением Альмы, и по лицу видно, до чего ее возмущают чистая кофточка и башмаки девушки.

Альма отгородила в углу свою кровать ситцевой занавеской. Отодвинув ее, она видит там гостью. Мать впервые пришла к ней.

На кровати лежит какое-то платье. Из ящичка стола вынуты Альмины письма и всякая мелочь: мать сует туда разные кружева, ленты и тонкую вышивку.

— Где ты шляешься? — корит она дочь. — Я принесла тебе блузки и кружева. Кружева я положила сюда. А бумажонки и прочую дрянь брось в печку. Зачем тебе всякий мусор?

Мгновение Альма смотрит злыми глазами, потом подходит и отталкивает руку матери.

— Чего ты тут роешься! Какое тебе дело! Зачем пришла! — Одним рывком она сгребает из ящичка все эти красивые вещички и швыряет на кровать. Часть падает на пол. Она наступает на них и сердито укладывает обратно свои вещи.

— Ишь ты!.. — Мать со злостью шлепает ее по руке. — Рехнулась, что ли! Чего кидаешь! Такое добро на земле не валяется!

— Где ты его достала, не знаю. Но мне его не нужно. Забирай свои тряпки!

Мать страшно обижена и возмущена.

— Ты, поди, ошалела или ослепла! Не видишь, что чистый шелк.

— По мне — хоть золото. Раз не мое, мне и не нужно.

— Ах, не твое! Тогда покажи мне свое. У тебя только и есть, что юбчонка да блузка эта да еще красная. И… — она вставляет такое словечко, что Альма густо багровеет.

— Да уймись ты! — злится она. — Хоть бы чужих людей постыдилась…

— Вот еще! — кричит старуха. — Не строй из себя принцессу. Дают — так бери.

— Ничего мне от тебя не нужно. Ничего. И сама ты мне не нужна. Ну, зачем явилась? Разве я тебя звала? Думала, наконец-то избавилась от тебя…