Северный ветер - [110]

То ли потому, что после отъезда фон Гаммера с драгунами он остался не у дел, то ли из-за того, что стыд и страх его одолели, барон в последнее время завел дружбу с хозяевами. Чуть ли не каждый день его можно видеть в той или другой усадьбе. А чаще всего он гостит у Подниека. Волостной старшина сначала стеснялся знатного гостя, но постепенно привыкает и даже начинает чувствовать себя польщенным его посещениями. Особенно если на столе появляется бутылка.

Она и на сей раз на столе. Идет оживленный разговор. Бите с Подниеком помалкивают, зато усердствуют барон со Скалдером.

— Ага, — смеется Подниек, — барышня явилась.

— Барышням не мешало бы всыпать, — говорит Скалдер, — чтоб не смели в будни шляться. Пусть раз навсегда запомнят: вечные праздники кончились.

— А у вас они тоже кончились? — спрашивает Альма, останавливаясь в дверях.

— Слыхали? — хохочет лесник.

— Мало вы их пороли, господин барон, — угрюмо бормочет Скалдер. — Всех подряд надо было. Чтобы клочья летели.

— Конечно, мало, — соглашается барон. — Господин фон Гаммер хотел быть гуманным. Всех подряд надо было… — Он с вожделением рассматривает разрумянившуюся на морозе девушку. Ухмыляется, и длинные зубы вылезают из-под верхней губы. — Барышня… Наверно, в имении была… у матросов.

— Там мы оба получили отставку, господин барон, — обрезает она.

Скалдер нервно ерзает на стуле.

— Ну и остра на язык… пигалица…

Подниеку не по душе такой разговор.

— Ступай, Альма, ты нам не нужна. Когда понадобишься, позовут.

Альма уходит в соседнюю комнату и сбрасывает полушубок. Через неплотно прикрытую дверь ей слышно, о чем говорят гости.

— Да… — прожевывая закуску после выпитой рюмки, рассуждает Скалдер. — Так их никогда не истребишь… Придет лето, зазеленеют леса — чего им не жить. Уж я вам говорю. Угонят с пастбища овцу, вытащат ночью из погреба горшок молока — и запируют себе, как на свадьбе. Водки-то у них вдоволь. Думаете, когда грабили винные лавки да корчмы, они не сделали себе запасец? Тот же Мартынь Робежниек. Все знают. Он раньше первейший пьяница был.

— А теперь первейший социалист… — Подниек робко усмехается.

— Да, на чужом добре да за счет дураков чем не житье. Денег у них тоже вдоволь. С одного тысячу, с другого две… Да я вам говорю, покоя не будет, пока их всех не выловят.

— В моих лесах их нет, — самоуверенно заявляет Бите, дымя трубкой. — Я каждый уголок знаю. В лесах озолского имения — вон они где. Оттуда шляются по всей округе. Проклятые, всех трех моих собак пристрелили.

— У меня лесники — олухи, — сетует барон.

— Лесникам одним не справиться, — Скалдер машет рукой. — Встретит целую банду — и глядит, как бы самому уцелеть. Надобно хоть раз устроить настоящую облаву. Все леса в один день прочесать. Пятьсот драгун и матросов поставить загонщиками по просекам и дорогам. В провожатые взять лесников, хорошо знающих все чащобы. Уж я вам ручаюсь, очистили бы.

— Нам нужны группы самозащиты, — говорит Подниек. — Одни солдаты не могут всех охранять. Пока им сообщишь, те, смотришь, уже скрылись в лесу.

— Опять письмо прислали? — спрашивает Скалдер.

Подниек мнется и бормочет что-то невнятное.

— Нынче куда хуже, чем в те сумасшедшие дни, — восклицает Скалдер. — Тогда по крайней мере прямо говорили: ты и такой и сякой. Можно было открыто объясняться и оправдываться. А теперь — пришлют письмо. Там-то и там-то положи восемьсот или тысячу…

— Сколько же раз вы уже платили? — спрашивает Бите. — Сначала говорили, что два. Теперь, выходит, уже три…

Скалдер только морщится и не отвечает.

— Группы самозащиты нужны, — соглашается барон. — Я уже говорил об этом с князем. Не соглашается. Откуда, мол, мне знать, кому тут можно довериться, а кому нет. Вы опять начнете драться между собой, а я потом возись с вами. Я ему доказываю, пусть, мол, помещики и пастор укажут, кому можно довериться, кому нет…

Беседу прерывает появление господина Вильде. Он в шубе, с папкой под мышкой. Его встречают, как дорогого гостя, и усаживают за стол. Но он приехал по делу, раскрывает папку и обращается к волостному старшине:

— Я вас ждал сегодня, господин Подниек, но вы не приехали. Вчера вечером поступил пакет от князя Туманова. — Он вынимает из конверта бумагу и разворачивает ее. — За нападение на матросов и освобождение арестованного на волость накладывается денежный штраф в размере двух тысяч рублей. Кроме того, за убитую лошадь дополнительно — двести пятьдесят. Всего две тысячи двести пятьдесят рублей. Штраф надлежит взыскать со всех живущих на территории волости мужчин в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет. Уплата в недельный срок, считая со вчерашнего дня. Приказано оповестить об этом на волостном сходе… Я считаю, надо будет созвать послезавтра…

— Да, да, — бормочет Подниек. Собрание и само происшествие ему весьма неприятны. — Ну, выпейте, господин Вильде. Сделайте одолжение.

Медленно, будто нехотя, Вильде опрокидывает рюмку и рассматривает закуску на столе.

— Нет ли у вас кусочка селедки?

— Альма! Принеси селедку! — кричит Подниек. Альма выходит, но тут же сталкивается с хозяйкой, которая несет уже селедку, заправленную луком и уксусом.