Северный свет - [3]

Дороти уже направлялась к двери. Когда она вышла, Генри не выдержал:

— Она совсем отбилась от рук. Ну зачем ты разрешаешь ей ходить в эту проклятую художественную школу? Ведь все эти мальчишки и девчонки или просто бездельничают в тайнкаслских кафе, сплетничают и пьют кофе, или отправляются в кино… Ты же знаешь, что у нее нет ни на йоту таланта.

— Ну и что же? Зато она встречается там с очень приличными молодыми людьми… там учатся дети из лучших семейств графства. В одной группе с Дорри сын леди Эллертон… и мисс де Кресси. Это очень важно. Ведь с нас довольно одной катастрофы, не так ли, дорогой?

Генри ничего не ответил, и она, отложив в сторону кроссворд, взяла свое вышиванье. Вскоре она между стежками начала рассказывать ему, как играла сегодня в бридж у знакомых, подробно описывая гостей, платья, шляпы, перчатки, прически, а Пейдж, не слушая этого эпического повествования, умело сохранял заинтересованный вид и думал о другом. Его все еще мучил загадочный звонок Вернона Соммервила. Он был совершенно сбит с толку. Его как-то представили Соммервилу на обеде, устроенном благотворительным обществом в пользу неимущих газетчиков, — это было в Лондоне три года назад, — но он никак не думал, что такое видное лицо запомнит незаметного провинциального издателя вроде него, и уж совсем не предполагал, что Соммервил отзовется о «Свете» столь благоприятно. Владелец «Утренней газеты» скорее должен был бы придерживаться противоположной точки зрения.

— Генри, да ты не слушаешь?

Пейдж вздрогнул.

— Извини, дорогая.

— Это просто… нехорошо с твоей стороны.

— Видишь ли, — сказал он виноватым тоном, — меня кое-что тревожит.

— Тревожит? Боже мой… что?

Как правило, Генри никогда не рассказывал жене о делах газеты. Вскоре после женитьбы он как-то посвятил ее в свои планы — и последствия были самые роковые, но сегодня он чувствовал потребность с кем-нибудь поделиться.

Он посмотрел на Алису, стройную, сухощавую, с поблекшей, но все еще красивой, чуть веснушчатой белой кожей, какая встречается у белокурых женщин. У нее было узкое лицо и пустые синие глаза под изогнутыми в вечном удивлении бровями. Теперь она с недоуменным интересом глядела на Генри — взгляд женщины, заставляющей себя относиться и мужу снисходительно, несмотря на все беды и разочарования, которые, как она считает, выпали на ее долю по его вине за двадцать лет супружества.

— Дело в том, что сегодня у меня хотели купить газету.

— Купить газету? — Она выпрямилась так порывисто, что вишни ка шляпне задрожали; платья и прически были забыты. — Как интересно! Кто же?

— Соммервил. Издатель «Утренней».

— А, Вернон Соммервил! Он был женат на Бланш Джилифлауэр… они разошлись в прошлом году.

Алиса, всегда хорошо осведомленная о генеалогии, родственных связях и семейных тайнах великих мира сего, на мгновение задумалась, а потом сказала с тем изысканным прононсом своего родного Морнингсайда — самого аристократического квартала Эдинбурга, — который она всегда утрировала, когда вела беседу на светские темы:

— Генри, это потрясающе. Он предложил… — она деликатно умолкла.

— Так как я отклонил его предложение, то могу назвать тебе сумму, дорогая, если хочешь. Пятьдесят тысяч фунтов.

— Боже мой! Такие деньги! — Ее взгляд стал мечтательным. — Подумать только, что можно на них сделать… путешествовать… посмотреть мир. Ах, Генри, ты же знаешь, мне всегда хотелось побывать на Гавайях.

— Как ни грустно, дорогая, но с Гавайями придется подождать.

— Другими словами, Генри, ты не хочешь продавать газету.

— У Соммервила, кроме «Утренней газеты», есть еще этот низкопробный еженедельник и «Воскресный Аргус». По-моему, их ему должно быть вполне, достаточно. А кроме того, он… — Генри сдержался, — он слишком уж современен для нашей маленькой газеты.

Они помолчали.

— Но ведь это замечательная возможность, — начала она, вдевая нитку в иголку и стараясь говорить как можно мягче и убедительнее. — Последнее время тебе все нездоровится. И доктор Бард столько раз повторял, что такая напряженная работа и отсутствие всякого режима очень вредны для тебя.

— Ты хотела бы, чтобы я удалился от дел и мы поселились где-нибудь на вилле… в Торки, например? Я бы там извелся от тоски.

— Я думала совсем не об этом. Ты еще сравнительно молод, и нам вовсе незачем прозябать в провинции до конца наших дней. У тебя есть связи, и ты без труда мог бы получить какой-нибудь пост… ну, скажем, в ООН.

— Запереться в этой вавилонской башне? Ни за что!

— Но послушай, Генри… Я ведь забочусь не о себе, хотя тебе известно, как мне опротивели и Хедлстон и все его жители. Мне кажется, такой случай… стоит обдумать. Ты же сам знаешь, что никогда не пробовал по-настоящему использовать все свои возможности.

Пейдж покачал головой, пропустив мимо ушей эту прелюдию к давнишней и, по правде говоря, обоснованной претензии, что, «если бы он по-настоящему захотел», ему, несомненно, пожаловали бы дворянство, когда истекал срок его вторичного пребывания на посту мэра.

— Вся моя жизнь отдана «Северному свету», Алиса. И мне ведь удалось кое-что из него сделать.

— Газету можно передать Дэвиду.