Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве - [25]
Работодателю Шульмана, Владимиру Бобринскому, было суждено умереть в 1927‐м в Париже, куда он прибыл как политический беженец.
Юнас Стадлинг – 1892
В начале 1892 года шведский журналист Юнас Стадлинг (1847–1935), филантропически настроенный баптист, узнал о голоде от своих русских друзей. С Россией он был знаком и ранее. Первые поездки сюда он предпринял по поручению Национального библейского общества Шотландии и Евангелистского общества распространения христианских знаний среди шведов, проживающих за пределами Швеции. Теперь он договорился с американскими благотворительными организациями о поездке в пострадавшие районы России для спасения голодающих, в первую очередь тех, кто не получил официальную помощь. По мере возможности и при поддержке саратовского представителя Британского библейского общества он намеревался оказывать помощь евангельским христианам, так называемым штундистам161. Как действующий журналист он также предполагал освещать катастрофу в прессе.
Поскольку Толстой и его семья уже организовали помощь на местах, Стадлинг решил сотрудничать с ними. Двадцатого января 1892 года (по шведскому календарю) он написал Софье Андреевне в Москву письмо, в котором просил совета. Спустя две недели пришел ответ: любая помощь приветствуется. Частные организации запрещены, но сотрудничество с семьей Толстых – это приемлемая альтернатива. Бóльшую пользу принесет личное участие в благотворительной деятельности в деревнях. «Голод чудовищный! – писала Софья Андреевна. – Правительство стремится делать все, что может, однако частная помощь тоже очень важна. От нехватки корма мрут лошади; коровы и прочий скот либо забиваются крестьянами, либо падают и дохнут от голода: останется только небольшая часть»162.
Спустя месяц Стадлинг отправился в Россию через Германию и Польшу. Жандармы на границе с пристрастием рассматривали его паспорт и допрашивали его как преступника. Подозрительность объяснялась тем, что в графе «профессия» значилось «литератор». Во время поездки в Москву Стадлинга поразил контраст между роскошью высшего класса и жизнью народа, какой она представлялась из окна поезда. Вдоль железнодорожных путей ходили нищие, толпами собиравшиеся на станциях. Попытки обсудить проблему с попутчиками понимания не встретили. О бегах, породах собак и «Pariser-kurtis» они знали всё, но ничего не знали о жизни народа и голоде. К русским крестьянам относились как к скоту, и те, надо думать, привыкли к трудной жизни и бесчеловечному обращению. Кроме того – ситуация сильно преувеличена!
В Москве Стадлинг разыскал дом в Хамовническом переулке. На месте был только сын Лев Львович, «худощавый и высокий молодой человек», но в пять часов швед мог рассчитывать на встречу с Софьей Андреевной. Графиня оказалась женщиной «острого практического ума и невероятной трудоспособности»163. Несмотря на свои 47 лет, она выглядела молодо и отличалась живыми манерами164. После простого, но вкусного ужина, за которым Стадлинг впервые попробовал хозяйский квас – «приятный напиток», Софья Андреевна с неприязнью рассказала о том, как супруга травят в прессе, не давая никакой возможности защитить себя: «Вы не представляете, как перевираются идеи моего мужа, как искажаются и обезображиваются его планы. <…> Мой муж не политический бунтовщик, как утверждают его враги. Он прежде всего желает нравственного возрождения общества, всеми его словами и поступками движет моральное возмущение некоторыми суждениями и обычаями нашего времени»165. Недавно она была на аудиенции у царя, который пообещал, что Толстого оставят в покое, но, несмотря на это, «Московские ведомости», как и прежде, полны ненависти, а московский дом находится под постоянной охраной.
На московский адрес приходили средства со всех уголков мира, Софья Андреевна делала закупки и отправляла помощь дальше. Ежедневно она получала огромное количество писем, на которые нужно было отвечать. Она пообещала позаботиться и о пожертвованиях, которые придут на имя Стадлинга. Это будет «значительная помощь, и в денежных средствах, и в продуктах питания, в частности, более двадцати вагонов муки из Америки»166. Часть средств перенаправят в Саратов. Стадлинг, со своей стороны, не требовал никакого вознаграждения за свою работу, а расходы планировал покрывать за счет публикаций в Aftonbladet167 и нью-йоркском журнале Century Magazine. В Москве он купил фотоаппарат; сделанные снимки станут важными документальными свидетельствами катастрофы и встреч Толстого с голодающим народом168.
Ночным поездом Стадлинг отправился далее в охваченную голодом Рязанскую губернию. Из-за сильной снежной бури он прибыл на станцию Клекотки к юго-востоку от Тулы только на следующий день в восемь вечера. До штаб-квартиры Толстого было еще четыре мили. Настроение оставляло желать лучшего. Простуженный Стадлинг охрип и страдал от головной боли. Кроме того, вокруг кишели агенты, старавшиеся разведать, кто такой этот иностранец. На вокзале Стадлинг встретил княгиню Екатерину Баратынскую, друга Толстого, которая тоже направлялась в Бегичевку. Баратынская, образованная дама, владевшая несколькими языками, работала в издательстве «Посредник». В частности, она перевела на русский ибсеновскую «Гедду Габлер»
