Северные амуры - [14]
— Как житье-здравие?
— Благодарение Аллаху. Радуюсь, что вы, достославные отцы и деды наши, в полном благополучии.
— Да, ползаем потихоньку-помаленьку, слава Аллаху!
Аксакалы уселись рядком на краю нар, воздали хвалу Всевышнему. Самый ветхий, но самый надменный старик погладил трясущимися руками редкую бороденку, вознес Всевышнему хвалебную молитву.
— Откуда вы узнали, что Еркей приехал? — не утерпел хозяин.
— От твоих детишек. Носятся из избы в избу, хвастаются подарками Еркея!
«Ах, чертенята! Вправду говорят, что в доме с детьми секреты не держатся», — подумал Янтурэ.
Он принес медный кумган с теплой водою и таз, по очереди полил старцам на морщинистые, немощные руки воду, стащил с их ног каты и пригласил к табыну на нарах, к самовару-батыру, горячо шумевшему, бьющему в потолок крутой струею пара.
Старики, неукоснительно соблюдая очередь по возрасту, один за другим, кряхтя и охая, влезли на нары.
Едва приступили они к чаепитию с гостинцами Еркея-Буранбая, как дверь широко распахнулась и вошли, переговариваясь, молодые мужчины и парни, поклонились аксакалам, хозяину, гостю. Хозяйка постоянно подливала кипяток из чугуна в самовар. Гостинцы со скатерти исчезли. Янтурэ принес из кладовки скудные запасы, и земляки не отклонили дара, ибо рука дающего да не оскудеет.
День клонился к сумеркам, но гости усердно хлебали чай, уже пустой.
— Следует ради дорогого кунака-музыканта зарезать лошадь пожирнее, — произнес тоном приказа старейший из старых.
Все согласились с ним.
— И чтоб слой сала-казы был не тоньше пяти пальцев!
— У моего знакума-уруса есть трехгодовалый жеребчик — хочет менять на корову.
— В телегу еще не запрягал?
— Ни разу не запрягал — чистенький, благоуханный.
— Завтра утром и поедем, сговоримся либо на обмен, либо за деньги.
Буранбай и хозяин обменялись тревожными взглядами.
— Еркею в ночь требуется уехать, — сказал Янтурэ.
— Да-да, высокочтимые отцы и деды, у меня срочные дела, — плавно подхватил гость.
Но аксакалы разохотились:
— Желание земляков — закон гостю!
— Кунак не может отказаться от угощенья!
«Влип!..» — уныло сказал себе Буранбай.
В чувале жарко затрещали щепки, дрова, но свет был зыбкий, и потому запалили лучину. В избе уютно, сидеть бы так и сидеть, степенно разговаривать, но молодые потребовали песен Еркея — стосковались по ним…
Буранбай не упирался.
— А кто исполнит мелодию на курае?
— Ишмулла! Ишмулла!
Молодые расступились, и Буранбай увидел жмущегося в угол паренька.
— Ты помнишь мотив песни «Посланник Гайса»?
Тот застенчиво посмотрел на знаменитого певца Еркея, кивнул.
— Он все песни знает, Еркей-агай, — заверили парни, подталкивая Ишмуллу к нарам.
— Начинай!
Ишмулла поднес курай ко рту, и по горнице полетел соловьино-звонкий напев, ясный, чистый, но омраченный тоскою.
Лица слушателей, освещенные бликами пламени в чувале, выражали безмерное сострадание к горю одинокого странника; полнозвучный голос певца то сливался с мелодией курая, то заглушал ее душу рвущей жалобной интонацией:
И стар и млад ловили буквально каждое слово песни, упивались дивной выстраданной музыкой, благословляя с благодарностью талант Еркея. Когда мелодия оборвалась, слушатели восхищенно вздохнули, а за занавеской давилась рыданиями Сахиба. Парни бурно хвалили Еркея и кураиста, аксакалы выражали благосклонность улыбками и односложными восклицаниями, но все были глубоко тронуты гармонией слова и мотива.
Долго в этот вечер Еркей-Буранбай и молодой кураист потрясали сердца людей магической силой мелодии и поэтического слова. Эти песни были поистине не для свадебного развлечения, не для хороводных игр и шуток, а для прославления верности, самопожертвования, любви, которая сильнее смерти.
Расходились за полночь, изнемогая от блаженства музыкального пира, рассыпаясь в благодарностях.
Хозяева и гость улеглись на нарах, усталость их была не обременяющей, а умиротворенной.
Тишина ночи казалась бездонной, всеобъемлющей, но вдруг на крыльце послышались шаги, в дверь осторожно постучали.
— Янтурэ-агай, это я, Ишмулла…
— Что стряслось? — Хозяин, шлепая босыми ногами по половицам, звякнул засовом.
— Старшина юрта прознал, что Еркей-агай в ауле, и послал гонца в кантон.
— Кустым, это верно? — строго спросил Янтурэ в дверях.
— Верно, агай. Да разве я рискнул бы?
— Понимаю. Спасибо, кустым!
Буранбай торопливо оделся, вышел за хозяином на крыльцо.
— Спасибо, Ишмулла, никогда не забуду. Желаю тебе счастья! Музыкант ты одаренный, от Аллаха. — И Буранбай-Еркей обнял паренька.
— Седлай, да побыстрее! — распорядился Янтурэ. — И поезжай в аул Агиш. Дорогу не забыл?
— Я его провожу! — тотчас заверил Ишмулла.
— Так я и не повидался с Салимой, — упавшим голосом прошептал Буранбай. — Видно, не судьба.
— У тебя вся жизнь впереди — встретишься еще, — поспешил успокоить его Янтурэ.
Оседлали коня, кураист Ишмулла убежал домой за своим жеребчиком; хозяин и хозяйка стояли у ворот понурясь, едва не плача — не ждали, что так быстро придется проводить гостя. И у Буранбая было тяжело на душе: скитанья, непрерывные кочевья… Не надо, может, было приезжать сюда — служил бы на дистанции и постепенно забыл бы Салиму.
Казалось бы, культовый образ Салавата Юлаева разработан всесторонне. Тем не менее он продолжает будоражить умы творческих людей, оставаясь неисчерпаемым источником вдохновения и объектом их самого пристального внимания. Проявил интерес к этой теме и писатель Яныбай Хамматов, прославившийся своими романами о великих событиях исторического прошлого башкирского народа, создатель целой галереи образов его выдающихся представителей. Вплетая в канву изображаемой в романе исторической действительности фольклорные мотивы, эпизоды из детства, юношеской поры и зрелости легендарного Салавата, тему его безграничной любви к отечеству, к близким и фрагменты поэтического творчества, автор старается передать мощь его духа, исследует и показывает истоки его патриотизма, представляя народного героя как одно из реальных воплощений эпического образа Урал-батыра.
В романе наряду с тяжелой, безрадостной жизнью дореволюционной башкирской деревни ярко показан быт старателей и рабочих. Здесь жизнь еще сложнее, поэтому классовое разделение общества, революционная борьба проявляются еще резче и многограннее.
На страницах романа показан процесс вхождения Башкортостана в состав Российского государства. Здесь также отслеживается развитие взаимоотношений башкирского и русского народов на фоне эпохальных событий периода правления Ивана Грозного, междувластия и воцарения династии Романовых.
Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция. Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе. В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции.
Роман Вениамина Шалагинова рассказывает о крахе колчаковщины в Сибири. В центре повествования — образ юной Ольги Батышевой, революционерки-подпольщицы с партийной кличкой «Кафа», приговоренной колчаковцами к смертной казни.
В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.