Северное сияние - [46]

Редкие облака казались раскаленной магмой, а между ними от земли до небес взвивались гигантские белые языки и стремительно перемещались взад-вперед. Я точно помню, что стояла полнейшая тишина, хотя люди потом говорили, что в отдалении, там, за вздувшимися кипящими облаками, глухо гремело и грохотало. Другие утверждали, что содрогалась земля, и передвижение через все небо растянутого и как гигантский организм трепещущего сияния сопровождалось порывами ветра настолько мощными, что дома раскачивались под их ударами.

Возбужденная толпа твердила, что это гигантский пожар, и каждый пытался угадать, где бы это могло полыхать. И только один-единственный человек с первого момента знал, что никакой это не пожар, но разверзлась твердь небесная, и люди будут цепенеть от ужаса в ожидании того, что предстоит миру. Когда я переходил от одной взволнованной группы к другой, направляясь к Державному мосту, неожиданно увидел его. Он стоял посреди моста, вокруг не было ни души. Люди со страхом, украдкой оборачиваясь, поглядывали на этого странного человека, который будто откуда-то из-под земли, из мрачных притонов Лента, явился охваченным паникой и безумием людям. Он стоял, подняв лицо к кровавому зареву на севере, устремив взгляд в нечто, открытое ему одному. Федятин быстро и отчетливо выкрикивал русские слова, и фигура его была озарена жутким сиянием, — сиянием, поднявшимся где-то за сибирскими равнинами, и он видел отчаяние народов перед страшным грохотом волн морских, видел Сына Человеческого, который грядет по облаку, осиянный властью и славой великой. Голос Федятина время от времени взлетал вверх, и в память мою врезались слова: Христос воскресе! Воистину воскресе! И были на небе знамения: и свет наступил будто солнечный, и лучи искрились из рук Его, ибо днесь явилась сила Его скрытая. И раскололись горы вечные, и поглотила их бездна. И бездна гремела и клокотала и протягивала руки свои; в печали ступал его Спаситель по земле и в ярости топтал народы. Перед Ним пылает огонь, за Ним несется пламень и многие земли будут истреблены. Видел равнину своей земли, залитую кроваво-красным светом, ибо ведал, что написано: когда начнется, воззрите горе и поднимите головы свои, ибо близится избавление ваше.

В оцепенении стояли толпы и наблюдали грандиозное явление, движение тверди небесной, и стихли голоса, угадывавшие имена земель, где могло гореть. Были лица, которые не могли скрыть ужаса. Я видел женщину, которая, не вынеся знамения, с воплем кинулась в дом. Видел людей молившихся и других, молчавших. Видел богохульников, которые переходили от толпы к толпе и насмешничали, и высказывали свое бесстрашие, и похвалялись своей беззаботностью. Однако гигантское небесное знамение было сильнее их и давило людям на души, и на их лицах, в свете багровых отблесков, был написан ужас. По реке, так же тихо текущей в своих берегах, носились красные сполохи.

Потом сияние начало бледнеть, и вновь звезды заискрились на небе, отчего ночь показалась еще чернее. Люди, молча или совсем тихо переговариваясь, расходились. Только там, на мосту, в полном одиночестве стоял Федятин. Я подошел к нему и увидел, что глаза его лихорадочно горят, будто частица кровавого зарева осталась в них. Молитвенно сложа руки, он молча смотрел на север. Меня не узнал. Смотрел сквозь меня, хотя я стоял прямо перед ним.

Я оставил его одного. На краю моста обернулся и увидел его одинокую фигуру все еще там, в пустоте.

Я добрался до своей комнаты и лег. Стояла полнейшая тишина. Ни голоса, ни звука шагов по тротуару или коридору. Ничего. Молчание. Я закрыл глаза и увидел город и людей, до пояса облитых красным. Мои зрачки разрезал острый красный свет, и впечатления, набравшиеся за день, были разделены пополам. Люди и мосты, и горы, и церковная колокольня, луг и шар в церкви — все было окровавлено, и Бог Отец в церкви св. Алоизия купался в кровавом мареве.

Той ночью люди, наблюдавшие грандиозное знамение, которое еще долго горело и полыхало у них в глазах и жгло мозг, метались и стонали во сне. Я заметил, что и во мне поселилось какое-то смятение. Но это было не смятение, побеждаемое разумом, не смятение, похожее на боль от любовной раны, которую врачует время. Не было оно похоже и на испуг от грохота духового оркестра и шума толпы, разбудивших тебя ранним утром. Хотя ты весь дрожишь от неожиданного и мгновенного пробуждения, но осознаешь, что толпа вскоре разойдется и музыка стихнет. Это было то смятение, которое рождается при столкновении с чем-то человеческим, постижимым, а значит, минуемым и подлежащим забвению. Однако пугающее сияние остается в глазах, и белки делаются кроваво-красными, кому ни загляни в глаза. И потому это смятение невозможно прогнать никакими усилиями разума. Ибо является оно неизвестно откуда, и происхождение его непостижимо. Проникает внутрь, угнездится в клетках и дремлет. Когда же вдруг пробудится, точит и беспокоит человека, и тот начинает бесцельно метаться. И изводится до тех пор, пока не найдет себя на краю отверстой бездны, бездны, которую носит в себе.