Северное Сияние. Том 2 - [109]

Посмотрев на побледневшего цесаревича, он едва наклонил голову и сощурился, словно что-то вспоминая.

– Но почему… – начал было говорить цесаревич, но осекся. Он намеревался спросить, почему ему было позволено совершить подобную ошибку, но по глазам Императора увидел, что сейчас получит ответ даже без высказанного вопроса.

– Ты пана Радзиевского в Академии застал?

– Нет.

– Жаль. Он, помню, любил частенько повторять: «Когда вы, господа курсанты, пойдете в рейд по тылам противника и когда вас поймают… а когда-нибудь вас обязательно поймают, вас будут допрашивать и даже пытать. Но вы ни-че-го, – произнеся раздельно и явно копируя интонации пана Радзиевского, выделил последнее слово государь, – супостату не расскажете. Не потому ничего не расскажете, что столь сильны духом, а просто потому, что ничего важного знать не будете!»

Ожидая, пока цесаревич усвоит информацию, государь внимательно за ним наблюдал. И снова оказался удовлетворен увиденным. И вновь начал отвечать на невысказанные вопросы.

– Нет, я тебя не контролировал, и в деле твоего кузена… высокоградского резидента, по терминологии твоих опричников, у тебя действительно была полная свобода. Я не контролировал тебя, я контролировал ситуацию. Да, даже в этот момент, – вызвал государь на экран картинку навала фрегата на эсминец. – Сейчас, когда мы закончим, отправишься к Игорю Анатольевичу. Он в Петербурге, инкогнито, у себя на Фурштатской. Его сиятельство тебе весьма подробно расскажет о наших планах насчет твоего кузена. У него не так много вариантов, но все приводят к тому, что твой весьма одаренный кузен станет нашей путеводной звездой в деле освоения новых миров. Впрочем, все это обсудишь с Игорем Анатольевичем. Сейчас о другой твоей фундаментальной ошибке. К счастью, ты ее пока не совершил, но очень упорно к этому идешь.

Император сделал паузу, поднявшись из-за стола, а цесаревич еще более выпрямился, в молчании ожидая продолжения. Государь между тем прошел к книжному шкафу, корешки в котором не баловали разнообразием. На полке стояло всего несколько книг, и их названия цесаревич знал наизусть: «Искусство войны» Сунь-цзы, «Государь» Макиавелли, «О войне» фон Клаузевица, «О духе законов» Монтескье, «Демократия в Америке» Токвиля, «Капитал» Маркса, «Пропаганда» Бернейса и «Кодекс чести русского офицера» в редакции 2004 года.

– Разделяй и властвуй – это удобный и рабочий принцип при управлении Конфедерацией, – проведя пальцем по корешкам книг, обернулся к наследнику Император. – Только при его декламации необходимо помнить, что обозначить – это всегда ограничить. И, понимая это, всегда необходимо помнить также, что, увлекшись, можно ограничить и себя. Ты слишком заигрался с инквизицией и увлекся возвышением своих опричников, натаскивая их на охоту за магами, неасапиантами и прочей богопротивной нелюдью. И это вторая твоя, не менее серьезная ошибка.

– Да, но…

– Но усиление узконаправленной православной риторики – это часть российской государственной политики, ты хочешь сказать, – согласно кивнул Император. – Направленной, и ограниченной, – выделил он интонацией это слово, – Юго-Востоком Европы, Балканами. Направленной туда, где совсем недавно была лишь выжженная земля, а сейчас правят бал корпорации с протекторатами. Чем выше уровень жизни, тем ниже потребность к поклонению, и то, что будет греющим светом просвещения для истерзанных войной регионов, может стать обжигающей проблемой в регионах внутренних. Я не зря сравнил твоих черносотенцев с опричниками. Они, кстати, метлы и собачьи хвосты не начали вешать на машины? Нет? Пока нет.

Сделав паузу, Император снова воззрился на панораму неспешно несущей свинцовые воды Невы.

– Ты сейчас вели водителю по Петроградской стороне проехать, по Малому проспекту. Там новый торговый центр открыли, Европа называется. На его фасаде статую Зевса установили с лицом, подозрительно похожим на мое. Посмотри на эту статую и подумай, что с ней сотворят твои черносотенцы, если им, прости Господи, волю дать. И что потом с этими опричниками твоими мне придется делать.

Перекрестившись на сияющие подсветкой неподалеку купола собора Спаса на Крови, государь в расстроенных чувствах покачал головой и, судя по виду, даже едва не сплюнул в сердцах.

– И третья твоя ошибка – она ведь тоже про расстановку приоритетов, – обернулся он к цесаревичу. – Ты же кузена уже списал на свалку истории?

– Да, – кивнул цесаревич, вновь без раздумий ответив предельно честно.

– Как? Подскажи, мне только ради интереса этнографического.

– С самого начала турнира команда Арктической гимназии приняла вызывающий стиль поведения, и на балу дебютанток, куда Артур Волков прибудет после окончания турнира, он получит вызов на дуэль, от которого не сможет отказаться, учитывая свою созданную репутацию.

– Недурно. И ты наверняка просчитал, что даже если я дам приказ сохранить ему жизнь, то поражение будет слишком болезненным, чтобы в ближайшее время его воспринимали всерьез.

– Именно так, – вновь предельно честно ответил цесаревич.

– Именно так… – вздохнул Император. – У нас уже война на пороге Юга, а я сегодня вынужден все бросить и заниматься тем, что ты со своими одухотворенными опричниками наворотил. Как с Игорем Анатольевичем поговоришь, явишься к ужину, продолжим разговор. И тогда расскажу, в чем заключается твоя третья ошибка.