Северная война - [21]

Царь тут же проникся, размягчился сердцем, откровенно разнюнился и жалобно попросил:

— Ну, чего вы, соратники, право? Уважьте уж ребенка моего, побалуйте, не убудет от вас! Отогреетесь потом — водочкой у костра!

Делать было нечего, пришлось опять лезть в холодную воду.

— Эх, где только наша не пропадала, мать его! — решился Егор и начал торопливо раздеваться. — Василий, начинай рыбу чистить для будущей ухи, я немного поплаваю вместо тебя…

Было нестерпимо холодно, когда Егор и Алешка Бровкин медленно поплыли вниз по течению, крепко держа в руках дальний вертикальный шест бредня. Со вторым шестом шли — по щиколотку в воде — Гаврюшка Бровкин и царевич Алексей.

— Ух ты! — чуть испуганно профыркал старший из братьев Бровкиных. — Удар-то какой был! Шест чуть не выпрыгнул из рук! Давай, Данилыч, гребем от греха к берегу…

Удар действительно получился (у кого только — спрашивается?) очень сильным и коварным, у Егора даже противно и звонко закололо в позвоночнике. По широкой дуге они поплыли к берегу.

— Гаврюшка, так тебя растак, выбирайте с моим тезкой бредневую мотню! — громко и уверенно скомандовал маркиз Алешка. — Только нижнюю и верхнюю веревки одновременно тащите, так вас растак, и не давайте слабины! Иначе — вся рыба разбежится…

Егор отвечал за нижнюю направляющую веревку бредня, Бровкин — за верхнюю. Складывалось впечатление, что в этот раз улов будет небогатым: мелькнули несколько мелких серебристых карасиков, одинокий плоский подлещик…

— Да, не получилось в этот раз… — договорить заранее заготовленную фразу Егор не успел, последовал новый сильный удар, и он, потеряв равновесие, неуклюже растянулся на желтом речном песке.

— Сом, сом, большой сом! — донеслись звонкие мальчишеские голоса.

Он мгновенно вскочил на ноги, непроизвольно приоткрыв рот от удивления и восторга: в широкой мотне бредня, ближе к его противоположному концу, неуклюже и важно ворочался гигантский буро-черный сомяра.

«Пудов на десять — двенадцать, гнида речная, потянет!» — радостно отметил про себя Егор, и тут же в его мозгу раздался тоненький звонок, сигнализируя о наличии серьезной и гадостной опасности…

Могучая и сытая рыбина, решив бороться за свою жизнь до самого конца, неожиданно взвилась вверх, одновременно распрямляясь — подобно стальной разжавшейся пружине. Раздался звонкий и недобрый шлепок…

Это широченный сомовий хвост встретился с головой юного царевича. Через доли секунды тело мальчика — с громким всплеском — упало в темную речную воду…

«Он же плавать совсем не умеет! — похолодел Егор, мгновенно бросаясь в воду. — А еще от такого удара Алексей и сознание мог запросто потерять…»

Егор нырял раз за разом, неустанно шаря руками по каменистому дну, надеясь, что Бог все же есть на этом свете, и этот всемогущий Бог — непременно добр и милостив к чадам своим…

— Данилыч! — сквозь всплески воды долетел до него чей-то громкий голос. — Данилыч, вылезай, здесь царевич! Спасли уже!

Егор, отфыркиваясь и отдуваясь, выбрался на берег. В трех метрах от него стоял мокрый — до последней нитки но улыбающийся царевич, плечи которого крепко обнимал стоящий перед ним на коленях Петр. Широкое лицо царя было мертвенно-бледным, щеки, покрытые густой трехдневной щетиной, мелко и беззащитно дрожали…

— Все уже хорошо, дядя Саша! — бодрым голосом сообщил Алексей, болезненно потирая свою сильно покрасневшую правую щеку. — Меня Гаврюшка спас! Ловко схватил за шиворот и вытащил! Молодец — Гаврюшка, хвалю! — вымолвил торжественно, явно подражая отцу.

— Да чего там! — скромно пробормотал стоящий рядом с царевичем Бровкин-младший, также весь мокрый и дрожащий. — Мы — завсегда готовы, со всем нашим прилежанием и удовольствием…

Тут же развели еще один серьезный костер, между кострами сложили рядком несколько камзолов, промокших и замерзших мальчишек раздели догола, уложили на камзолы и тщательно растерли — холщовой рубашкой Алешки Бровкина, слегка смоченной анисовой водкой.

— Я решил! — неожиданно объявил царь. — Назначаю Бровкина Гаврюшку — охранителем царевича Алексея! Пусть отрок шустрый сей — всегда будет при моем сыне. И помогает ему — денно и нощно, как мне помогает — мой верный охранитель, генерал-майор Меньшиков, пэр Александэр! Есть у тебя, Алексашка, перья, бумага и чернила? Тогда завра же утром напишу Указ про то…

— Пусть кто-нибудь из вас сходит в мой дом и принесет для ребятишек сухую и теплую одежду! — обратился Егор к своим сотрудникам. — Ну и на меня прихватите что-нибудь. Да, ребята, моей жене и царевне Наталье не надо всего рассказывать! Поведайте, что просто баловались, брызгали водой друг на друга, вот и промокли немного.

— Еще, орлы охранные! — вмешался низким басом князь-кесарь. — Захватите там пару шкур медвежьих или лосиных — на худой конец. Холодает что-то… Да и лишнюю рыбку заберите с собой, отдайте Александре Ивановне, она уже распорядится, что да как с ней делать дальше…

Вечерело. Малиновое, слегка продрогшее солнце медленно и задумчиво клонилось к линии горизонта, уверенно вступал в свои права русский осенний закат.

Наваристая уха давно уже была съедена, анисовая водка, как, впрочем, и тминная, выпита. Князь-кесарь Ромодановский и генерал фон Зоммер мирно посапывали рядком, завернувшись в большую медвежью шкуру, царевич Алексей и Гаврюшка пускали по речной глади «блинчики», любуясь закатным заревом, Алешка Бровкин и Василий Волков увлеченно дулись в картишки, охранные сотрудники тщательно бдили — чуть в стороне, как им и положено…